Не думала, что во мне еще хватит чувств, чтобы ощутить такую боль. Но такова реальность: знать, что люди, сотворившие со мной такое, никогда не пожалеют о содеянном, никогда не увидят направленное на них дуло Какофонии…
Внезапно смерть показалась не такой уж плохой штукой.
– Твое время здесь подходит к концу, – прошептал он. – Ничего, кроме пары кусочков металла и клочка бумаги. Ты умрешь и исчезнешь из этого мира, не оставив после себя даже Праха, чтобы помнили. Твоя песня станет тишиной… только если…
Он наклонился ко мне так близко, что я почувствовала запах пепла в его дыхании, так близко, что услышала песню в его голосе. Темный и монотонный звук из глубины, более глубокой, чем плоть или призрак.
– …ты не найдешь причины вернуться.
Мутнеющим взглядом я смотрела на него, выискивая ответ в обжигающей улыбке.
– Ее имени не хватило, чтобы удержать тебя от убийства. Его хватит, чтобы удержать тебя от смерти? – Угольки гасли один за другим между его губ. – Что еще?
– Если бы тебя интересовали люди, ты бы носила другое имя. – Провал его рта почернел, струйки дыма потянулись прочь. – Действительно ничего больше не осталось?
Я стиснула зубы. Все не может закончиться так. Мне столько еще нужно сделать.
Я почувствовала теплое сияние.
– Продолжай.
Открыв глаза, я увидела, что угли вновь оживали в нем. Губы изогнулись в улыбке.
– Еще.
Огонь наполнил его рот.
– Еще.
Пламя охватило его бороду, волосы, одежду, сжигая их дотла.
Пламя поглотило его, поглотило Лиетт, внутренности Вепря затопило огнем. Оно не трещало и не посмеивалось, как подобает пламени. Огонь пел уродливую темную песню на языке, которого никто не знал. Она лилась из его улыбки, эта обжигающая песня, он запрокинул голову и рассмеялся.
– ЕЩЕ!
– РАНЬШЕ Я ЛЕТАЛА!
Я поняла, что это мой голос. Это кровь, хлынувшая к конечностям. Тепло, возвращающееся в мое тело. Ощущение прикосновения, когда Лиетт взяла меня за руку и посмотрела в глаза.
Ее слова растаяли. Тепло исчезло. Зрение, слух и чувства отключились. Я снова соскользнула куда-то в темное, холодное, далекое место.
Но даже там…
Его песня, его жгучие стихи преследовали меня.
56
Нижеград
Мой сон был долог, темен и бессодержателен. В пустоте, сомкнувшейся вокруг, я была похоронена так глубоко, что оставалась глуха к воплям мертвых, слепа к их улыбкам и тому ужасу, что ждал меня после того, как мое тело очистят птицы-падальщики, а Прах моего скелета развеет пронзительный ветер.
Итак, дела пошли на лад.
Но всему хорошему приходит конец. И в конце концов я проснулась на кровати с добротными простынями, рядом с тазом, полным холодной воды, и без капли виски в обозримом пространстве. Очевидно, это не ад, но и далеко не рай.
Значит, я все еще жива.
Мое внимание привлек странный булькающий звук. Я повернула голову. На подоконнике сидела большая черная птица и задумчиво постукивала клювом по стеклу. Она склонила голову, изучая меня белыми глазами. Разочарована, что не умерла.
Жива меньше минуты, а уже кого-то подвела.
Эта, по крайней мере, развернулась и просто улетела, оставив меня наедине с болью.
Когда мои глаза привыкли к свету угасающего дня, просачивающемуся сквозь ставни, я увидела, что не одна в комнате. Каждый свободный дюйм пространства был занят грудами книг, страницы были испещрены обрывками ткани и бумаги. Зеркало на комоде было полностью скрыто стопкой томов высотой с меня.
Дом Лиетт. Это было похоже на чужую жизнь, пробуждение здесь, в гробнице счастливых времен и снов, которые никогда не станут реальностью.
Дышать стало легче, сердце размеренно билось, и тело перешло от ожидания смерти к агонии боли. Я чувствовала ее знаки, начертанные вокруг каждой раны, бережно обернутой повязками. И когда я встала с постели, скрипя каждым суставом и протестующе ноющими порезами, в нос ударил запах лекарственных трав.
Значит, ее навыков не хватило.