– А, это ты, сволочная рожа, ну-ну, – голова у Гектора жутко болела, со стоном он руками обхватил ее. – Что, у вас в аду тоже похолодало? Чего приперся?
– Вижу, потянуло на старое. Может, не стоило тебя вытаскивать?
– Где тебе было совладать с Разгалом в одиночку, ты, жалкий недоумок.
– Жаль, но трудности тебя совсем раздавили. Такой ты мне не нужен. После пятого креста можешь отказаться. Я даю тебе такую возможность.
– Вот и проваливай. Ты мне вообще никакой не нужен, сам тащи свои кресты. Жалею, что согласился.
– Я, кажется, тоже ошибся, – дух явно разочаровался. – Только даром время потерял. Придется искать другого ученика. Ты – слабак, Пес. Всегда им был и останешься. Зачем бедный дядя о тебе так пекся, ума не приложу.
– Слушай, ты, отрыжка сатаны, – прусс с силой грохнул по столу, но не удержался и свалился на пол. – Не трожь дядю. Вы его погубили, а теперь и за меня взялись! Ну уж нет, дудки. Убирайся, пока я тебя не уничтожил, гадина!
– Хозяин, да вы что? – к господину подбежал Матиас, чтобы помочь тому подняться.
– И ты проваливай, щенок. Вина мне!
– У нас осталось мало денег, хозяин, а нам еще ехать да ехать.
– Заткнись, мерзавец, – но пощечина, предназначенная мальчишке, цели не достигла, и Гектор вновь грохнулся на пол. – Я продаю твою лошадь.
– Вам лучше отдохнуть, господин. Вы очень устали.
– Не указывай хозяину, грязная чернь. Эй ты, ну-ка неси мне еще пива и вина тоже.
– Простите нас, добрые господа. Человек недавно с войны, был ранен, – подхвативший обмякшее тело Пса Матиас вместе с подоспевшим слугой, кряхтя от натуги, потащил его в комнату на второй этаж.
Весь последующий день, ослабленный ночными возлияниями, прусс провел в своих покоях, будучи не в силах пошевелить даже пальцем. Мальчишка раз десять носил ему студеную воду и паслен, чтоб тот натер виски и хоть немного унял похмелье. К вечеру у Гектора опухло и раскраснелось лицо, руки неимоверно дрожали, во рту образовался склад мертвых кошек. Все нутро горело дьявольским пламенем, слезились глаза, а язык еле ворочался. Однако такое состояние хорошо было знакомо давнему пьянчуге.
Словно дряхлый старик, закутанный в шерстяное одеяло, каким отогревают лошадей, Пес все-таки сполз в обеденный зал. Немногие посетители, равнодушно оглядев пропойцу, вернулись к своему ужину. Матиас проводил господина до дальнего стола в углу и принялся пересчитывать оставшееся серебро. Судя по недовольному возгласу слуги, денег оставалось в обрез. Умоляющим тоном паренек обратился к трактирщику с просьбой накормить их в долг чем-нибудь жиденьким да горяченьким. Хозяину заведения, пережившему ночной кошмар во сне и наяву, затея щуплого мальчишки явно не пришлась по душе. Задарма раздавать еду он не собирался, «иначе сам давно остался бы без штанов».
– Не унижайся, Матиас, – с трудом выговаривая слова, Гектор громко чихнул. – Эй, трактирщик, дай нам еды. Я попрошу денег у Великого магистра Тевтонского ордена или у графа Фламандского. Они рассчитаются с тобой до последнего гроша.
– Чего ж так мелочиться? Они много не дадут, – мальчишка, помощник трактирщика, выглянул из-за спины владельца двора. – Лучше обратиться сразу к папе – он точно не откажет.
– Ты смеешь насмехаться надо мной, маленький паршивец?
– Никак нет, ваша светлость. Я еще на улице углядел в вас Фараона Египетского. Вот-вот подъедет ваш обоз, груженный самоцветами. Я уже слышу топот сотни лучших царских скакунов!
– А ну подойди сюда. Я отверну тебе… – вязкая слюна, забившая глотку, помешала полубрату закончить предложение, но заставила его зайтись в приступе хриплого кашля.
– Тебе лучше исчезнуть отсюда, вонючая пьянь, – один из постояльцев, грозного вида широкоплечий мужчина, уловив тревожный взгляд испуганного хозяина таверны, швырнул в Гектора не до конца объеденную куриную ногу. – Не то я сам отверну твою безмозглую башку.
– Что ты сказал, подлый сын желтоухой собаки? – меткое выражение Вицеля надолго запало полубрату в душу. – Похоже, за амбаром придется рыть две ямы. В твоем сердце нет ни капли уважения, поэтому я вырву его голыми руками.
– Ну, ты сам напросился. Эй, владелец, сегодня твои собаки полакомятся кишками этой уродливой падали.
Прежде чем встать из-за стола, мужлан обтер руки прямо о свой стеганый гамбизон[147]
. Когда же он твердой поступью направился к задире, то прусс, длинно сглотнув, слегка пожалел о сказанном. Росту дядька был невысокого, да только вширь раздался поболе, чем вверх. Каждый его шаг сотрясал посуду и проливал пиво из полных кружек других путников, тоже собравшихся в столовой, чтобы отужинать. Поглаживая кустистую бороду, здоровяк все ближе подбирался к грубияну. Бесспорно, стертые кулаки крепыша ранее намяли не один хамский бок и выбили добрую сотню-другую бессовестных зубов.