Семь крестов

Единственной мыслью, накрепко засевшей в больном сознании, была та, что он запомнил, увидев улыбающуюся девушку в фартуке. Чем больше ты ищешь добра, тем больше оно к тебе притягивается. Однако другая половина Пса с негодованием замечала, что все происходит как раз наоборот.

Сколько бы он ни старался приветливо заглядывать в лица прохожим, те шарахались от него, как от прокаженного. Сколько он ни предлагал помощь носильщикам или, к примеру, безногим калекам, те тоже посылали его куда подальше. В худшем случае потерявшему человеческий облик Гектору доставались болезненные тумаки.

И вот одним погожим днем, когда весна окончательно расправила крылья и редкие городские деревья развлекались веселыми птичьими трелями, прусс, крепко заправившись накануне вермутом, присел перевести дух прямо на землю около рыбацких складов. Мимо проходила молодая женщина с маленьким мальчиком. Малыш с неподдельной жалостью уставился на «бедного человека» и дернул мать за край платья, чтобы та подала забулдыге на пропитание. Поддавшись уговорам сына, женщина брезгливо бросила Гектору денар, после чего быстро утащила мальчугана подальше.

– Все, я так больше не могу. – Плоский серебряный кружочек неподъемным валуном придавил исхудавшего от беспробудного пьянства Пса. – Лучше уж сдохнуть. Что же не так?

– Да все не так, завалящий ты оборванец. – Появлению бывшего друга прусс обрадовался больше, чем трагхаймский плотник радуется новому заказу. – Смотри, до чего себя довел. К проповеднику в клетку захотел?

– Бэзил! Ты меня не бросил! Я так и знал, помоги мне. Я в полном замешательстве. Тут давеча встретил одну девчонку, она меня научила…

– Ну а ты?

– А что я? – Гектор протер красные глаза. – Понял, что человек сам хозяин своего настроения. Если оно плохое, то надо его поднять.

– И кроме как заливать наглые глаза винищем, ты лучшего способа не придумал, я правильно понимаю? – Своим старым привычкам дух изменять не собирался. – Ты все абсолютно верно понял. Вот только… Удел слабых менять свое настроение. Ты должен определить его раз и навсегда, тогда все – никаких страданий и переживаний больше.

– Но как это сделать?

– С каких это пор ты начал меня слушать? У тебя ведь своя башка на плечах, ты самый умный. Ты же все решил, на кой ляд я тебе сдался?

– Ладно, прости. Только сейчас я разобрался, что одному мне не справиться. Погорячился тогда – опять вино меня доконало, видишь? Слабину дал, пошел по наклонной…

– Ты не только можешь, но и должен идти один – ведь сам это осознал, помнишь? Я же все предвидел, э-эх, дурачина. Чтобы изжить в себе всю мерзость, которую ненавидишь, тебе надо возобновить наш договор. Нельзя было бросать, тем более почти в самом конце.

– Думал, ты никогда уже не предложишь, – отряхиваясь, Пес встал и вытянулся, насколько позволяла ломота в спине. – Что нужно сделать на этот раз?

– Ничего страшного, – подбадривающий тон невидимки придал сил и уверенности Гектору. – Просто выполнить первую просьбу любого, кто обратится.

– Ха! Конечно, согласен.

Просьба

Словно сопровождаемый ангелами, Пес припустил домой, чтобы нарваться на какую-нибудь мелкую просьбу домочадцев. От бега пропитые внутренности запротестовали и исторгли наружу Бальтазаров бульон. Едкий пот покрыл грязное тело, люди обходили прусса, зажимая носы. Но он не обращал на прохожих ни малейшего внимания – мысли бывшего полубрата были заняты совершенно иным.

Второй раз Бэзил протянул руку помощи, если можно так сказать. Пьянство снова уравняло знатного дворянина с животными и подвело к краю пропасти. Еще неделя, сам бы не выдержал – удавился. Выходит, невидимка постоянно наблюдал, зная, что рано или поздно Пес опять сорвется. А это значит, что пока к самостоятельной жизни он не готов, во всяком случае, если не Бэзил, то кто-то другой должен вечно надзирать за непутевым пруссом. Только вот ему не пять лет, и даже не десять. Чем же он разумнее того мальчишки, который упросил мать подать монетку обездоленному? Ребенок и тот лучше соображает.

Как только подвернутая в какой-то мелкой стычке с местными выпивохами нога Пса переступила порог жилища, он ахнул и медленно сполз по стене на пол. Все было перевернуто вверх дном: разгромленная мебель валялась кучей обломков, будто ее рубили на дрова, на ковре, усердно изучая заплесневелые объедки, копошилась куча каких-то крохотных мушек, любимая картина Анны – ромашковый луг, скособочившись, висела только на одном гвозде, впридачу куском угля кто-то начертил на ней неприличное слово.

– Господин, смотрю, вы рано сегодня, – сзади раздался знакомый голос, но кому он принадлежал, Пес никак не мог вспомнить. – Прикажете пива или вина?

– Матерь Божья, – утерев пот со лба, Гектор повернулся. – А-а, это ты. Какая сволочь разворотила мой дом?

– Э-э, даже не знаю, как сказать…

– Как есть, так и говори, не тяни. Ну?

– Это сделали вы, – Матиас потупил взор. – Что, разве не помните?

– Так и думал. Старина Гектор Бронте опять взялся за старое, – Пес глубоко вздохнул. – А ты чего морду прячешь? О, да я смотрю досталось тебе от кого-то…