Семь крушений: Экономические кризисы, сформировавшие глобализацию

1970-е годы стали серьезным шоком в сфере предложения, когда зависимость от нефти была ненадолго использована картелем производителей нефти для попытки переделать мир, а другие производители сырья пытались подражать ближневосточным производителям. В конечном итоге мир перешел к большей глобальной интеграции, чтобы обеспечить себе все более надежные источники поставок. Одним из способов поглощения шока предложения была более высокая инфляция, но вскоре стало очевидно, что высокий уровень инфляции подрывает социальную сплоченность крупных промышленных стран и настраивает одну организованную группу против другой. Ответы Милтона Фридмана и Фридриха Хайека на эту инфляцию, а также на более широкое социальное недомогание определили повестку дня для новой волны глобализации.

Глобальный финансовый кризис 2007-2008 годов вызвал негативный шок спроса, сравнимый лишь с Великой депрессией, в крупнейших экономиках Северной Атлантики, в то время как мощные новые экономики развивающихся рынков были в значительной степени пощажены. Ответы центральных банков, и в первую очередь Федеральной резервной системы при Бене Бернанке, были на удивление успешными: удалось избежать всеобщего краха или повторения Великой депрессии. Но они также создали, казалось бы, невозможную проблему выхода: как можно свернуть политические меры? Каждая попытка свертывания приводила к новым потрясениям, как, например, "тапер тантрам" 2013 года, когда Федеральная резервная система обсуждала вопрос о сокращении программы покупки ценных бумаг, и процентные ставки начали расти. В результате политическое сообщество подсело на то, что задумывалось как краткосрочное средство.

Кризис Covid-19 имеет аспекты, сравнимые с предыдущими негативными потрясениями в сфере поставок. Закрытие магазинов и запрет на поездки прервали цепочки поставок. Перед кризисом доминировала интеллектуальная интерпретация, связанная, прежде всего, с Ларри Саммерсом, согласно которой будущее - это великая стагнация с низким ростом и увеличением неравенства доходов, как долгосрочный негативный шок спроса. Теории секулярной стагнации с устойчивым низким ростом производительности и дефицитом спроса вызывали в воображении мир 1930-х годов и Великой депрессии. В действительности, это был неверный диагноз Великой депрессии: наряду с кризисом спроса, в середине двадцатого века произошел технологический трансформационный сдвиг, который изменил конфигурацию предложения и производства.

Менталитет, столкнувшийся в 2020 году с самым тяжелым (или, по крайней мере, самым острым) экономическим кризисом за сотни лет, ожидал повторения шоков спроса межвоенного периода. В условиях ожидания, что процентные ставки останутся на низком уровне в течение очень длительного периода времени, большие пакеты фискальных стимулов выглядели как бесплатный обед. Но затем возникла новая проблема, и Саммерс был одним из первых, кто осознал масштабы новой опасности. На самом деле не было воспроизводства дефицита спроса - было лишь временное воздержание от спроса во время закрытых рынков. Пандемия и, прежде всего, введенные правительствами запретительные меры довольно быстро вызвали классические признаки шока предложения: цены на товары выросли, поскольку цепочки поставок были прерваны и возник дефицит. Комментаторы (как и в 1970-х годах) полагали, что они могут определить новый цикл роста цен.

В условиях шока предложения открылось пространство для новой экономической интерпретации, которая фокусировалась не столько на рассуждениях об агрегатах, сколько на микрокорректировках, производимых на очень локальной и конкретной основе. Широкомасштабная картина выглядела устаревшей, пережитком экономики двадцатого века. Наиболее новаторский подход к экономике был направлен на то, как беспрецедентные объемы данных и ранее недоступные вычислительные мощности можно заставить говорить и создавать интерпретацию или видение будущего. Такие экономисты, как Радж Четти из Гарварда, начали продвигать более широкий методологический сдвиг в экономике.

Позволить данным говорить всегда казалось мечтой - это было частью видения уже в девятнадцатом веке Маркса, а также Уильяма Ньюмарча или Стэнли Джевонса. Однако в прошлом аналитики всегда использовали свои предварительные предположения и убеждения, чтобы навязать некоторый порядок своим данным. Теперь большие данные и искусственный интеллект (ИИ) объединились, чтобы создать возможность одновременного создания множества конкурирующих нарративов.