Вначале политики проводили аналогии с войной и военной мобилизацией. Си Цзиньпин 6 февраля 2020 года объяснил, что Китай ведет «народную войну». 17 марта премьер-министр Великобритании Борис Джонсон заявил: "Мы должны действовать как любое правительство военного времени и делать все необходимое для поддержки нашей экономики"; а канцлер казначейства Риши Сунак сказал: «Мы никогда не сталкивались с такой экономической борьбой, как эта». 19 марта Дональд Трамп говорил о "нашей большой войне", определив в качестве врага иностранное государство: «Мы продолжаем наши неустанные усилия, чтобы победить китайский вирус». Советник по торговле Питер Наварро 28 марта сказал: «Мы участвуем в самой значительной промышленной мобилизации со времен Второй мировой войны. У нас президент военного времени, сражающийся с невидимым врагом». Лора Лейн из логистической компании UPS 29 марта заявила в Белом доме, что «мы выиграем эту войну благодаря отличной логистике». Гарвардский экономист Кеннет Рогофф отметил: «Весь смысл иметь надежный государственный баланс заключается в том, чтобы быть в состоянии пойти на все в подобных ситуациях, что равносильно войне». Когда Джо Байден стал президентом, он тоже взял на вооружение военную риторику, объяснив, что вакцинация является «патриотическим долгом».
Таким образом, ответные меры выглядели концептуально схожими с вековыми рассуждениями о мобилизации для войны. Исключительный вызов, возникающий раз в поколение, требовал масштабных ответных мер, результат которых определил бы будущую судьбу. Действительно, довольно быстро появились четкие доказательства того, что быстрая реакция на Ковид снижает смертность и, следовательно, стоимость экономических последствий. Таким образом, при борьбе с чрезвычайной ситуацией важно было потратить больше сейчас, а затем переложить это бремя на будущее, когда быстрое возвращение к нормальной жизни позволит погасить долги военного времени.
Параллель с войнами сохраняется и в отношении неопределенности продолжительности. Политики и большая часть населения изначально верили, что вирус можно сдержать или ограничить путем быстрых и эффективных действий по ограничению мобильности и пресечению первоначальной передачи. Эта вера была эквивалентом иллюзии короткой войны 1914 года. Однако, в отличие от войны, враг - вирус - не был виден, и его можно было выявить только путем разработки сложных (и поначалу ненадежных) процедур тестирования. Невидимый враг располагает к теориям заговора. Склонность к созданию параноидальных историй указывает на еще одно сходство с мобилизацией в военное время.
Аналогия с войной подразумевает, что люди, особенно сильно пострадавшие от пандемии - служащие на передовой - должны получить компенсацию, как солдаты в военном конфликте, причем расходы должны финансироваться за счет займов и оплачиваться будущими поколениями. Но, как и на войне, покупательная способность росла. Правительство платило людям, которые в основном сберегали свои новые дополнительные доходы, поскольку не могли их потратить. Они вкладывали деньги в банки, которые затем покупали государственные облигации. В США сбережения в процентах от располагаемого личного дохода выросли с 7,2% в декабре 2019 года до рекордно высокого уровня в 33,7% в апреле 2020 года, причем норма сбережений выросла в четыре раза с марта по апрель 2020 года.
Как и в случае с Первой мировой войной, мобилизация вызвала дебаты о наживе на войне. В то время как бедные страны пострадали, статистика по неравенству богатства показала ошеломляюще быстрый рост состояния самых богатых. Согласно исследованию Ручира Шармы из Morgan Stanley, общее состояние миллиардеров в мире за двенадцать месяцев выросло с 8 до 13 триллионов долларов. Появилось почти 700 новых миллиардеров (при общем количестве в 2700 человек): 234 новых сверхбогатых в Китае и 100 в США. Доля их богатства в ВВП выросла в России с 23 до 34 процентов за 2020-2021 годы; в Индии - с 10 до 19 процентов; в США - с 13 до 19 процентов; в Китае - с 8 до 15 процентов. Credit Suisse сообщил, что более 5 миллионов человек во всем мире стали миллионерами во время пандемии, и что глобальное богатство выросло на 28,7 триллиона долларов в первый год пандемии. Такое развитие событий было ничем иным, как экстремальным продолжением тенденции, которая наметилась еще в начале тысячелетия и продолжалась во многом благодаря механизмам денежного спасения, примененным после Глобального финансового кризиса и Ковида. Таким образом, совокупное богатство лиц с чистой стоимостью свыше 1 миллиона долларов США выросло в четыре раза за период 2000-2020 годов, а доля в мировом богатстве увеличилась с 35 до 46 процентов.