Возможно, слишком легко перенести современные представления и особенно методы на поиск связей и соответствий в середине девятнадцатого века. Современный ученый, вооруженный STATA или даже просто Excel, возможно, смог бы выявить больше закономерностей и ассоциаций в данных и на основе этого анализа сделать общие выводы о широких экономических тенденциях. Томас Пикетти, смело назвавший свой главный (и очень успешный) труд "Капитал", в этом смысле является настоящим наследником Маркса. Пикетти обнаружил в своей долгосрочной оценке r (норма прибыли на капитал) и g (темпы роста) именно тот долгосрочный "закон движения", тот философский камень, который искал Маркс: наблюдение, что прибыль на капитал неизменно в течение длительных периодов времени опережает рост экономики и тем самым порождает рост неравенства. В таких условиях единственный способ заработать - это унаследовать деньги или жениться на них. В краткосрочной перспективе это приложение может работать не так хорошо. В современных портфельных моделях ожидаемая доходность капитала превышает рост, но тогда опережение часто обусловлено некоторой премией за риск по отношению к безрисковому активу, а в кризисные времена риски возрастают.
Проблема с наследием Маркса заключается в том, что никто в 1850-х или 1860-х годах не смог бы статистически воспроизвести ни один из выводов, которые Маркс считал установленными ранее: закон падения нормы прибыли (эта тема особенно заметна в Grundrisse, неопубликованной рукописи "Основания критики политической экономии", которую он подготовил, но затем забросил в 1857-1858 годах) и растущей иммисерации рабочего класса. Сочувствующий выразитель марксистской мысли Дэвид Харви заметил: «К сожалению, его аргументация неполна и ни в коем случае не является строго определенной. Текст изобилует всевозможными двусмысленностями».
Во-вторых, Маркса все больше интриговали условия, в которых происходит смена политического строя. Вначале, в 1857 году, он считал, что наблюдает последний кризис международного капитализма. Ему особенно хотелось показать, как самая мощная новая политическая форма, возникшая после провала революций 1848 года, Вторая империя Луи Наполеона, была обречена на крах. В заключение серии статей, опубликованных в "Neue Rheinische Zeitung" и посвященных французским событиям 1848-1850 годов, Маркс выдвинул теорию о международном распространении кризисов: "Процесс зародился в Англии, которая является демиургом буржуазного космоса. На континенте различные фазы цикла, неоднократно переживаемого буржуазным обществом, принимают вторичную и третичную форму. Во-первых, Континент экспортирует в Англию несоизмеримо больше, чем в любую другую страну. Когда кризисы на континенте приводят сначала к революциям, основы для них всегда закладываются в Англии". И он пророчествовал: «Новая революция является лишь следствием нового кризиса. Один из них, однако, наступит с такой же уверенностью, как и другой».
Но и международная экономика, и бонапартизм изначально оказались достаточно устойчивыми, и общего краха не произошло ни в 1857 году, ни сразу после него. Глобализированная экономика вскоре возобновила свой динамичный рост, и Наполеон III даже попытался разработать правила ее функционирования на Международной валютной конференции 1867 года, которая должна была создать основу для единой универсальной валюты и фактически заложила некоторые принципы работы, которые будут реализованы в международном золотом стандарте. В конечном итоге император потерпел поражение из-за просчетов во внешней политике, а не в результате экономического кризиса.
Анализ Маркса 1857 года не был связан с тем, что станет ключевыми элементами "Капитала", теорией недопотребления или законом падения нормы прибыли. Вместо этого Маркс в это время основывался на современной теории делового цикла.
Для авторов марксистской традиции стало нормой называть 1857 год первым глобальным экономическим кризисом. Но это неверно: 1825 год, последовавший за обвалом суверенного долга Латинской Америки, был глобальным, как и крах 1837 года, который произошел в Соединенных Штатах. Прежде всего, конец 1840-х годов ознаменовался общим кризисом, но его нелегко описать в марксистских терминах как возникший в результате перепроизводства или недопотребления.