Семь лет в «Крестах»: Тюрьма глазами психиатра

Наш с ним союз был настолько естественным и настоящим, что казался мне вечным. Но однажды он ушел.

После Пиночета

Пиночет очень боялся старости. Хотя он никогда об этом не говорил, по некоторым признакам об этом можно было догадаться. У него были своеобразные буйки, и когда он к ним опасно приближался, то впадал не то чтобы в ярость, но в уныние от осознания неминуемого. И если другим его достоинство уязвить было невозможно, то сам он делал это с легкостью.

В нашей с ним работе была ситуация, пустяковая и ничего не значащая. Обычная. Обыденная. Которая просчитывалась на раз, и даже если и ошибешься – результат был совершенно не важен. Но Пиночет ошибся. Этого не понял никто, кроме него и меня. Я увидел, как он задел свой же буй. Не сильно. «Разошлись бортами», что называется. Но было понятно, что он не может себе этого простить. И буквально через месяц вторая такая ситуация. Он даже неловко извинялся, а я говорил, что это не имеет никакого значения. Но процесс в его голове был запущен.

Потом, месяца через три после этих событий, я уехал в отпуск. Главврач же в свойственной ему манере, без прелюдий и особых причин, начал придираться к работе моего отделения, в которой он ни черта не понимал. А Пиночет нашел шикарный повод гордо кинуть ему на стол заявление на увольнение. И уволился.

Осознание, что я остался один, пришло не сразу. Вся эта ситуация с увольнением Пиночета казалась каким-то сюрреализмом. Такого просто не могло быть. Я очень боялся остаться один, без серьезного тыла. Да, работу я уже знал досконально, но сам факт присутствия Пиночета давал мне уверенность. Я по-прежнему продолжал согласовывать с ним все свои действия. Но оказалось, что он научил меня всему. Я был в состоянии и принимать решения, и не бояться этого делать.

Кроме всего прочего, теперь у меня появилась свободная ставка, но я знал, кто мне нужен. Я почти сразу же позвонил Б. и предложил «низкооплачиваемую, но очень интересную работу». Я не хотел брать случайного человека с улицы. Да, собственно, и не рассматривал других кандидатур, кроме моего давнего друга Б. Когда она пришла, как-то само собой, естественно, схема моей работы не изменилась. Это снова была схема «малыш и учитель», только теперь место малыша заняла Б., а место Пиночета – я. Я интуитивно копировал его во всем. А она мне напоминала меня четыре года назад. Только теперь мне не у кого было спросить совета, разрешения, мнения, чтобы хотя бы иллюзорно разделить ответственность. Теперь я был самым главным. По старому анекдоту:

– Как вы воспитали такого хорошего сына?

– Все очень просто – ложь, шантаж, угрозы.

Один из самых забавных моментов пенитенциарной системы – то, что в целом, как система, она работает. А вот задача каждого отдельного сотрудника – работать как можно меньше или найти, на кого переложить свои должностные обязанности. И вот чтобы заставить сотрудника выполнять то, что положено ему по должности, приходится прибегать к различным ухищрениям. Можно выделить несколько типов таких взаимодействий. Это вертикальное воздействие, то есть через руководство на нижестоящих сотрудников. Горизонтальное – через коллег. Услуга за услугу. На основе личных отношений. И различные схемы с многоходовыми манипуляциями. Некоторые манипуляции были курьезны, смешны и тупы. Но, на удивление, они работали.

Но были и функции, которые мог выполнять только я как руководитель. Я превратился в прокладку между администрацией и персоналом моего отделения. С одной стороны, мне нужно было угождать руководству, с другой – я старался сделать так, чтобы моих врачей как можно меньше касались бюрократические и организационные моменты. Причем нередко я прибегал к фарсу, превращал ситуацию в цирк абсурда. Как меня и учил Пиночет.

К примеру, я поехал в управление, а мой непосредственный начальник, главврач, попросил захватить со склада ящик бумаги. Но мне на отделение тоже нужна бумага, которую «для себя» выпросить сложно. Однако, если схитрить, все получится. Я прихожу на склад и начинаю рассказывать его работнику историю про то, как Чебурашка и крокодил Гена строили дом. Они пришли к Ивану Ивановичу за строительными материалами, а тот, прежде чем их выслушать, заявляет, что дает всем ровно половину того, что у него просят.

– Понятно, – говорит Гена, – тогда нам нужно два грузовика кирпичей, чтобы построить два дома.

Пока я все это рассказываю, на лице работника видна мысль. Он явно пытается уловить смысл происходящего. Я же ему сообщаю:

– Таким образом, мне нужно шесть ящиков бумаги.

Сотрудник думает, что-то перебирает в уме и выдает:

– Я могу дать только три ящика бумаги.

И реально мне их выдает. По-моему, он так и не понял ни ту телегу, что я ему прогнал, ни то, как абсурдно выглядел финал всей этой истории.