— Я в-внучка Хииро Фуджикавы, бывшего главного священника храма Фуджикава. Прошу, я не хочу оскорбить, но я уверена, что только вы можете мне помочь.
— Твоя фамилия Фуджикава? — он зашагал быстрее.
Я кивнула, едва дышала. Я вытянула руки в стороны, чтобы не упасть.
— Тебе не повезло, — сказал он, опустив шляпу сильнее. — Но я не могу тебе помочь. Никто не может.
— Попытайтесь, — я потянулась к его рукаву. Ткань была холодной настолько, что обжигала. — Мне говорили, что вы забывали о сожалениях в храме Фуджикава…
Шимада двигался быстрее, чем я ожидала. Он остановился в дюймах от меня, так близко, что его хакама задели мою ногу. Через секунду мой мозг уловил ледяную вспышку боли на шее.
Его танто задел мою кожу. Горячая кровь покатилась по горлу. Боль возле яремной вены заставила меня вдруг осознать каждый удар сердца. Я осмелилась двигать только глазами и упрямо встретила его взгляд.
Если я поскользнусь на льду, мне конец.
— Ты ничего не знаешь, — сказала Шимада.
— Это не так, — прошептала я. Одна из его бабочек опустилась на мое плечо. — Вы — агент смерти, но вас уважает старший кицунэ, которого я знаю. Вы не состоите в клане, значит, вам не нужна защита от ёкаев. В отличие от остальных.
Он прищурился.
— Но вы нужны мне, — процедила я. — Потому что кровавая луна поднимется над Киото, и тогда Шутен-доджи разрушит храм моей семьи, чтобы найти последний осколок древнего меча. Если мы его не остановим, он использует клинок, чтобы уничтожить все хорошее и священное в этом мире.
— Тц, — сказал Шимада, но он опустил нож. — Проблемы мира людей меня не волнуют.
— Возможно, — я коснулась ранки на горле. Я убрала ладонь от шеи и протянула к нему. Алые пятна были на кончиках пальцев. Еще бабочка села на мою ладонь. Потом две. — Но вы не можете делать вид, что храм Фуджикава вам не важен.
Он посмотрел на мою ладонь, а потом на свет моего браслета.
— Что это? — он указал на свет.
Я отодвинула рукав и показала металлические звенья браслета.
— Это сокровище семьи, его передал мне дедушка.
Я подняла взгляд, Шимада выглядел… младше в свете браслета. Время вырезало не так много морщин на его лице, и он был в одежде священника, похожей на одежду дедушки. Я видела мерцание удивления в его глазах, а не ненависть.
Он опустил шляпу, закрывая лицо от света. Бабочки собрались на его шляпе и плечах, стряхнули снег бархатными крыльями.
— Мне нужно время, чтобы подумать, — Шимада отвернулся. Его бабочки полетели, наполнили воздух тенями.
Я затаила дыхание.
— Но, Шимада-сама, времени нет…
— Три ночи, — он остановился, но не повернулся ко мне. — Если я решу тебе помочь, я приду к твоему храму на третью ночь.
Я не успела ничего сказать, он пропал в облаке черного тумана и скрылся в трещинах тротуара. Я взглянула на Широ, раскрыв рот.
— Ты его слышала, — Широ сунул руки в карманы. — Думаю, нам лучше вернуться в Киото.
Тринадцать
В среду — почти через неделю после нападения на храм — я оказалась на вокзале, направлялась домой. Со мной были два кицунэ, злой некомата и ноль шинигами. Мы только ночью узнаем, будет ли с нами Шимада. Я переживала последние два дня. Сгрызла нижнюю губу. Горе из-за потери дедушки не помогало. Я ощущала вину за то, что потратила время в Токио без прогресса.
Вокзал в Токио был одним из самых больших в мире — это был огромный подземный комплекс с щупальцами по всему городу. Не удивительно, что мы с Горо, Широ и Они-чаном дважды потерялись. Это не помогало моим нервам, которые уже были потрепаны.
— Стоило вызвать машину, — ворчал Горо, убрав руки в широкие рукава. Пока Широ покупал билеты в Киото, мы с Горо ждали его у ворот безопасности. Они-чан рычал из ящика у моих ног. Я не знала, кто был мрачнее — старший кицунэ или некомата.
— Тихо, — сказала я Они-чану, опустившись у его ящика. — Они не пустят тебя в поезд.
— Ты смелая, раз так ругаешь некомату, — Горо сверкнул зубами в улыбке. Но я не успела ответить, его улыбка пропала, и он поднял голову. Он прищурился, глядя на что-то за мной. Они-чан снова зарычал, мечась в ящике.
Я встала, ожидая увидеть врага в толпе. Но я не была рада заметить Ронина в терминале. Он поймал мой взгляд и остановился среди толпы. Люди обходили его, словно толпа ощущала кровь на его руках и тьму в сердце. Свет его кожи пропал. Священные хвосты, которыми он гордился, пропали, как и уши, отмечающие его кицунэ. Ронин стал превращаться в шинигами, и добро покинуло его. Он был в хорошем бархатном синем костюме с галстуком. Его волосы цвета платины были зачесаны назад над глазом, и он выглядел как поп-идол. Женщины смотрели, раскрыв рты. Как и мужчины.
Наверное, даже смерть иногда была красивой. Но красота была ложью.
Широ присоединился к нам, держа поднос с кофе в руке. Он сунул кошелек в задний карман другой рукой, уголки трех билетов на шинкансен были зажаты в зубах. Он вручил мне кофе, взял билеты и выругался при виде брата.
— Что Ронин тут делает? — я сжала поднос. Теперь я злилась как Они-чан. Кот зашипел, бился головой о стенку ящика.