Семь сказок о сексе и смерти

— Шеф просил передать. Он говорит, что хочет вас видеть. Будьте готовы. Я вернусь.

Когда он отворачивается, я вижу, что между его лопатками сверкает золотой силуэт чаши. Он садится на мотоцикл, который оживает и исчезает.

Макмиллан проводит вечер в паническом припадке деятельности: гроза все ближе. Его команда раскладывает брезент над развороченной землей, торопливо вбивает колышки палаток в неподатливую каменистую почву, прижимает полиэтиленовую пленку камнями, пакует рисунки и инструмент, выставляет шеренгу ведер, чтобы собрать дождевую воду. Вот поднимается ветер. И мы слышим первый ропот грома, далеко-далеко, в холмах.

Но вдруг — оно над нами, вокруг нас, и первая зловещая вспышка электрического огня высвечивает удивительную мозаику с полуобнаженной женщиной и Лебедем, клюющим ее одежды. Кустарные убежища трепещут под порывами, их крыши прогибаются под титаническими вздохами жаркого ветра.

Потом начинается дождь.

Синие пластиковые пакеты вокруг бананов набухают и отвисают под тяжестью серого ливня. Ночь заливает окрестности.

Я стою на ступенях в белом шелковом платье, которое выставляет напоказ мою грудь и вздувается вокруг бедер. Море дышит подо мной, пугая своей страшной лаской. Я смотрю вдаль. И оттуда, пробиваясь сквозь банановую рощу, из клокочущей тьмы, мне навстречу стремительно несется серебряный диск огня на черном мотоцикле.

2 София Уолтерс Шоу

Меня зовут София. Но на самом деле нас трое. Нас всегда было трое; остальные два и сейчас со мной. Мы всюду ходим вместе. У того из двоих, что выше, — волосы песочного цвета и веснушки. Он кажется сутулым и нестрашным, но при этом на удивление ловок и очень силен. Его зовут Уолтерс. Третий — самый опасный. Спокойный, темный, с бритой головой — это он. Мелкая колючая поросль покрывает его череп, но когда мы планируем свою очередную операцию, он бреет голову. Это его подготовительный ритуал. Как будто ему нужно необратимо изменить свою внешность, прежде чем начать игру. Он становится немного другим человеком. Его зовут Шоу. Другого имени у него нет. Я думаю, мы все немного меняемся, когда работаем, но для него небезразлично еще и выглядеть иначе. Мы с Уолтерсом не меняем обличье. Мы кажемся такими же, как обычно. Он — тихий, но властный. Я — женщина, которая всегда хорошо одета. Я начала следить за этим много лет назад. Я никогда не рискую.

В моем ощущении мы не три разных человека, а один. Мы связаны друг с другом глубинными узами. В моей личности словно проставлены дефисы, как у современной женщины, которая, выходя замуж, идет на половинную меру: оставляет свою фамилию, но прибавляет фамилии мужей: София Уолтерс Шоу. Я не могу представить, что меня можно отделить от остальных. Как будто нас всегда было трое. Но это не так.

Мы познакомились через агентство. Я тогда была девочкой-оторвой. Мне исполнился двадцать один год. Я бросила университет, чего женщины никогда не делают — по крайней мере, те, которые собираются замуж, — и обросла кучей долгов. Я нагло торчала в приемных, ожидая интервью с банками, социальными службами и потенциальными работодателями; я сидела, раздвинув ноги, в черной мини-юбке и черных колготках, испещренных дырами и стрелками. Я хотела, чтобы меня заметили. Я ждала, мечтала, добивалась этого любой ценой.

Уолтерс первый предложил мне работу. Он был начальником конторы, якобы принадлежавшей агентству. Сидя за баррикадой из нескольких телефонов и монитора, по которому плавали разноцветные рыбы — бесформенная переливающаяся красно-зеленая флотилия, — он выглядел довольно безобидным. Сидел он очень спокойно, положив руки на стол. Ни одним карандашом из маленького коричневого стаканчика на столе никто никогда не писал. Я это заметила. Помню свою мысль: у него нет секретарши. Если бы контора была настоящая, тут бы сидела секретарша и набивала бланки заказов, докладные записки и перечни с пожеланиями клиентов. Но здесь ничего похожего не наблюдалось. Контора подставная. Этот мужик тут не работает. Он никогда ничего не записывал в этот блокнот, никогда даже не смотрел на этот календарь. Он делает все в компьютере. Он — подставное лицо своей организации.

Ну вот я там сидела, жевала жвачку и нарочно старалась выглядеть нагло. Мы изучали друг друга около минуты. Я ничего не говорила. Он тоже. Это твое дело, братец, — задавать вопросы. Я уже видела, что он классифицировал меня как наглую стерву — из тех, что они выпихивают из конторы каждый день. Но я видела и то, что он не испытывает ко мне неприязни. Он по-прежнему держал руки на столе, сложив их в замок. Потом сказал:

— Встань.

Я встала.

— Подними юбку.

Юбка прикрывала мое влагалище едва ли на четыре дюйма, но я все-таки задрала ее до самой талии, чтобы он мог в упор рассмотреть мои изодранные колготки, простенькие черные трусы без всякого кружева и торчащие лобковые волосы в паху. Я не бреюсь, в отличие от большинства женщин — по крайней мере, женщин, которые все еще учатся на будущих жен. Зачем? Какого хрена? Уолтерс внимательно меня рассмотрел.

— Достаточно.

Я опустила юбку.

— Повернись.