Семь столпов мудрости

Я быстро поднялся и позвал Али, который подскочил с тростью для езды и разделался со змеей. Я велел ему задать обоим мальчишкам взбучку, каждому по полдюжины ударов, чтобы научить их в следующий раз не понимать мои слова так буквально. Насир, дремавший позади меня, услышал и с удовольствием пообещал еще шесть от себя. Несиб последовал его примеру, а за ним — Зеки, а за ним — ибн Дейтир, пока половина из нас не стала требовать мести. Обвиняемые были обескуражены, когда увидели, что всех кнутов и всех палок в отряде не хватит, чтобы искупить их вину: однако, я спас их от этой тяжести, вместо того мы объявили их моральными банкротами и послали под началом женщин собирать хворост и таскать воду в палатки.

Они занимались этим постыдным трудом все два дня, которые мы провели в Абу Тарфейят, где в первый день у нас был пир дважды, и во второй дважды. Затем Несиб сдался, и под предлогом болезни укрылся в палатке Насира, где с благодарностью питался сухим хлебом. Зеки захворал в дороге, и первый же обед из разваренного мяса и жирного риса сломил его. Он тоже лежал в палатке, дыша на нас отвратительными испарениями дизентерии. Желудок Насира имел долгий опыт кочевого образа жизни и выдержал испытание с блеском. На нем лежала наша обязанность как почетных гостей отвечать на каждый зов, и для пущей важности он заставлял меня всегда идти с ним. Так мы, два вождя, представляли наш лагерь каждый день, вместе с приличной долей голодающих аджейлей.

^Автор

Конечно, это было утомительно; но лучезарная радость наших хозяев была наградой в наших глазах, и разбить ее было преступно. Оксфорд и Медина недаром лечили Насира и меня от предрассудков и предубеждений; и они усложнили нас достаточно, чтобы мы вновь обрели простоту. Сейчас эти люди достигали предела стремлений кочевников — продолжительной оргии с вареной бараниной. Для меня, вероятно, было бы раем одинокое мягкое кресло, книжная полка и полное собрание поэзии, отпечатанное каслонским шрифтом на плотной бумаге; но я в течение двадцати восьми лет хорошо питался, и если воображение арабов не выходило за пределы котлов для пищи, тем доступнее была их радость. Они были нарочито предупредительными на наш счет. За несколько дней до нашего прихода с ними гостил гуртовщик, и по приказу Ауды они купили пятьдесят его овец, чтобы развлечь нас как подобает. За пятнадцать приемов (одну неделю) мы употребили в пищу их всех, и гостеприимство было исчерпано.

К нам вернулась возможность пищеварения, а вместе с ней — и возможность передвижения. Нам очень надоел Сирхан. Его пейзаж был безнадежнее и печальнее, чем все открытые пустыни, пройденные нами. Песок, или кремень, или голые скалы иногда были интересны, и в постоянным свете в них была чудовищная красота заброшенности и бесплодия, но было что-то мрачное, что-то активно недоброе в этом Сирхане, предоставленном змеям, переполненном соленой водой, бесплодными пальмами и кустами, которые не годились ни на корм, ни на топливо.

Поэтому мы шли день и другой за Гатти, где вода в скудном колодце была почти пресной. Когда мы подошли к Аджейле, то увидели, что она была заполнена многочисленными палатками, отряд из них как раз вышел нам навстречу. Это были Ауда абу Тайи, успешно вернувшийся от Нури Шаалана, с одноглазым Дарзи ибн Дагми, нашим старым гостем в Веджхе. Его присутствие доказывало благосклонность Нури, так же как и сильный эскорт из конных руалла; они, с непокрытой головой, вопя, приветствовали нас в пустом доме Нури, устроив большое представление с потрясанием копьями и дикими выстрелами из винтовок и револьверов на полном скаку сквозь пыль.

В этом скромном поместье было несколько плодоносных пальм, скученных вместе, а у сада была разбита месопотамская палатка из белого полотна. Также здесь стояла палатка Ауды, огромный зал, на семь столбов в длину и три — в ширину; и палатка Заала была рядом, и много других; и в течение дня мы принимали канонаду почестей, посольств и даров — страусиных яиц, дамасских лакомств, верблюдов, тощих лошадей, в то время как воздух был наполнен криками добровольцев Ауды, требующих для себя службы, немедленной службы против турок.

Дела, казалось, идут хорошо, и мы поставили троих людей готовить кофе посетителям, которые приходили к Насиру один за другим или группа за группой, клянясь в верности Фейсалу и Арабскому Движению, по формуле Веджха; и обещая повиноваться Насиру и следовать за ним со своим контингентом. Кроме официальных подарков, каждая новая партия оставляла на нашем ковре скрытый случайный дар в виде вшей, и задолго до заката Насир и я были в лихорадке, в постоянных вспышках раздражения. У Ауды не гнулась рука из-за старой раны в локтевом суставе, и он не мог чесаться сам; но опыт научил его засовывать палку с набалдашником за левый рукав и скрести ей по ребрам, чем он облегчал зуд себе, казалось, даже легче, чем наши когти облегчали нам.

Глава XLVIII