Читаем Семь столпов мудрости полностью

Небк, наша следующая остановка, был богат водой и имел какое-то пастбище. Ауда назначил его местом сбора, из-за удобной близости к Блайдат, «соляным деревушкам». Там они с шерифом Насиром целыми днями сидели и принимали новобранцев, а также подготавливали дорогу, по которой мы пойдем, приближая к нам племена и шейхов, живших поблизости. Несибу, Зеки и мне оставался досуг. Как обычно, неустойчивые суждения сирийцев, неспособные устоять на узкой точке добродетели, шатались по всей окружности. В бурной атмосфере первоначального энтузиазма они не обращали внимания на Акабу и презирали ту цель, что привела их сюда. Несиб знал шаалан и друзов. Он мысленно уже вербовал их, а не ховейтат; наносил удар по Дераа, а не по Маану; захватывал Дамаск, а не Акабу. Он указывал, что все турки не подготовлены; что мы одержим уверенную победу над первым же объектом просто из-за внезапности; и что поэтому наш объект должен быть наибольшим. На Дамаск указывал перст неизбежной судьбы.

Я напрасно возражал ему, что Фейсал еще в Веджхе, что британцы еще не с той стороны Газы, что новая турецкая армия сосредоточивается в Алеппо, чтобы вернуть Месопотамию. Я рисовал картину, как в Дамаске мы останемся без поддержки: без ресурсов или организаций: без базы: даже без линии связи с нашими друзьями. Но Несиб был выше какой-то там географии или тактики, и только грязными средствами можно было его утихомирить. Поэтому я пришел к Ауде и сказал, что со сменой объекта деньги и добыча уйдут Нури Шаалану, а не ему; я пришел к Насиру и воспользовался своим влиянием и нашим взаимным расположением, чтобы сохранить его в моем плане, раздувая слишком легко раздуваемое соперничество между шерифом и жителем Дамаска, между подлинным шиитом, потомком Али и мученика Хуссейна, и потомком «предка» Абу Бекр с очень сомнительной репутацией.

Для нашего движения это был вопрос жизни и смерти. Я был уверен, что если мы возьмем Дамаск, то не удержим его и шести недель, так как Мюррей не может мгновенно атаковать турок, не будет и пригодного водного транспорта, чтобы сразу же высадить британскую армию в Бейруте; а, потеряв Дамаск, мы потеряем наших сторонников (только первая их вспышка полезна; восстание, которое стоит на месте или откатывается назад, уже проиграно), не приобретая Акабы, которая остается последней базой в спокойных водах, и, по моему мнению, единственной дверью, кроме Среднего Евфрата, которую мы можем отпереть для верного выхода в Сирию.

Особенно ценной для турок Акаба была из-за того, что они могли в любой момент создать угрозу на правом фланге Британской армии. В конце 1914 года турецкое высшее командование думало сделать ее главным путем к Каналу: но перед ними встали серьезные трудности с пищей и водой, и они приняли маршрут Беершебы. Теперь, однако, британцы оставили позиции на Канале и сделали бросок на Газу и Беершебу. Это упростило продовольственное снабжение турецкой армии, укорачивая линию. Следовательно, у турок появился лишний транспорт. К тому же Акаба имела большую, чем прежде, географическую ценность, поскольку она лежала теперь позади британского правого фланга, и малочисленные силы оттуда могли эффективно угрожать и Эль Аришу, и Суэцу.

Арабам нужна была Акаба, во-первых, чтобы расширить свой фронт, ведь это был их тактический принцип, и, во-вторых, чтобы соединиться с британцами. Если бы они взяли ее, это дало бы им Синай, и устойчивое соединение между ними и сэром Арчибальдом Мюрреем. Так, действительно став полезными, они приобрели бы материальную поддержку. Человеческая слабость штаба Мюррея была такова, что лишь физическое соприкосновение с нашим успехом могло убедить их в нашей значимости. Мюррей был расположен к нам; но, если бы мы стали его правым крылом, он снабжал бы нас как положено, причем почти без напоминаний. Соответственно, для арабов слово «Акаба» означало изобилие пищи, денег, пушек, инструкторов. Я хотел соединиться с британцами, выступить на правом крыле союзников в завоевании Палестины и Сирии и осуществить стремление арабских народов к свободе и самоуправлению в пустыне, которого они были достойны. На мой взгляд, если восстание не дойдет до главного поля боя с Турцией, ему придется признать свое поражение и остаться вставным эпизодом вставного номера. Я внушал Фейсалу с первой встречи, что свободу берут, а не дают.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии