Это содружество возникло в пору демократического подъема 60-х годов XIX века, проявившегося в различных областях русской художественной культуры. Мы, безусловно, знаем, какую роль сыграли в истории России 60-е годы XIX столетия. Напомним лишь, что «могучие кучки» возникли и окрепли в ту пору не только в музыке, но и в изобразительном искусстве, и в науке. «Если спросят: какая была самая выдающаяся черта этого движения? — писал К. А. Тимирязев, — можно не задумываясь ответить одним словом: энтузиазм. Тот увлекающий человека и возвышающий его энтузиазм, то убеждение, что делается дело, способное поглотить все умственные увлечения и нравственные силы. Не наука несла человеку различные блага земные, а человек себя безраздельно приносил на служение науке, не жалея ничего, вплоть до последней рубашки». Главной их целью была взаимная поддержка и борьба за прогрессивные общественные и эстетические идеалы. К их числу надо отнести литературный кружок журнала «Современник», «Артель художников», «Товарищество передвижных художественных выставок». Подобно «Артели художников» в изобразительном искусстве, противопоставившей себя официальному курсу Академии художеств, «Могучая кучка» выступала против косной академической рутины, отрыва от жизни и пренебрежения современными требованиями. Тем самым она возглавила передовое национальное направление в русской музыке. Она объединила наиболее талантливых композиторов молодого поколения, выдвинувшихся в конце 50-х — начале 60-х годов, за исключением П. И. Чайковского, который не входил ни в какие группы.
Балакирев и его соратники проводили в жизнь одну из передовых идей своего времени. Российское общество в XIX веке состояло из тонкой прослойки всесторонне образованных, имеющих доступ к достижениям европейской культуры высших классов и безграмотной массы простых людей. Но народ, несмотря на свою бесправность и забитость, являлся носителем многовековой, богатейшей культуры, творчества, которое мы сейчас называем фольклором. Музыка занимала в нем чуть ли не главенствующую роль, она была душой народа.
Сделать музыку профессиональных композиторов понятной народу и, в свою очередь, открыть для всех сокровищницу музыки народной — вот цель членов «Могучей кучки». В творчестве Бородина, Римского-Корсакова, Мусоргского эта цель была достигнута.
В этой связи понятно, почему в центре творческого внимания композиторов «Могучей кучки» был самый демократический жанр музыкального искусства, доступный широким слоям слушателей, — опера. Они ставили перед собой очень сложные задачи — сблизить оперу с жизнью, показать в ней образ народа, раскрыть богатый мир человеческих чувств. Причем все это решалось в операх самых разных жанров: камерном («Женитьба», «Моцарт и Сальери», «Пир во время чумы»), монументальном эпическом («Князь Игорь», «Садко»), народной музыкальной драме («Хованщина»), опере-сказке или легенде («Снегурочка», «Сказание о невидимом граде Китеже»).
Не менее значительны успехи кучкистов и в-сим-фонической музыке, в основном программной. И во многом, самобытность их стиля была связана с огромной ролью в их творчестве народной песни. В ней они черпали темы своих произведений. Именно народное искусство определило характерные черты их музыкального языка, а созданные народной фантазией образы зажили новой жизнью в оперных и симфонических произведениях композиторов-кучкистов.
Руководящее положение в «Могучей кучке» принадлежало Балакиреву (отсюда и название — Балакиревский кружок). Несмотря на то, что он был самоучкой и черпал знания главным образом из практики, для членов кружка он стал не только учителем, но и оказал большое влияние на их творчество, хотя многие из этих композиторов были старше и гораздо талантливее своего лидера.
Балакирев отвергал принятые в то время учебники и методы преподавания гармонии и контрапункта, заменив их знакомством с шедеврами мировой музыки и подробным их анализом.
Никто из членов «Могучей кучки» поначалу не относился всерьез к своим музыкальным занятиям, и именно талант Балакирева-педагога, его глубочайшие знания теории музыки помогли им стать великими русскими композиторами.
Н. А. Римский-Корсаков вспоминал, что Балакирева «слушались беспрекословно, ибо обаяние его лично было страшно велико. Молодой, с чудесными, подвижными, огненными глазами, с красивой бородой, говорящий решительно, авторитетно и прямо; каждую минуту готовый к прекрасной импровизации за фортепиано, помнящий каждый известный ему такт, запоминающий мгновенно играемые ему сочинения, он должен был производить это обаяние, как никто другой».
Занятия со своими товарищами-учениками Балакирев строил по методу свободного обмена творческими мыслями. Он делился собственными художественными идеями, опытом, подсказывал темы и сюжеты.
В. В. Стасов писал о беседах Балакирева… что они «были для товарищей его словно настоящие лекции, настоящий гимназический и университетский курс музыки. Кажется, никто из^музыкантов не равнялся с Балакиревым по силе критического анализа и музыкальной анатомии».