- Есть у меня и другая дума, - мечтательно проговорил Тетеркин. - Хочется все сразу сделать: и то хорошо и это. Вот, к примеру, скажем, у нас под ногами клад необыкновенный зарыт. Сверху почва бывает истощенная, требует удобрений, а копни подальше - не земля, а золото, будто целина нетронутая. Что наши плуги? Разве это пахота? Землю сверху поскребут, и хорошо. А вот если бы сделать такой плуг, чтоб из самой глубины свежую, еще не использованную почву выворачивал. Чтоб пахал он сантиметров на восемьдесят в глубину... Слыхал я о таких делах, говорят, что инженеры уже опыты ведут. Ведь у нас в центральных областях везде лежит двухметровый слой плодородной земли, только достать ее нужно умеючи. Новый бригадир Шмаков прямо загорелся: дай ему такую вспашку на будущий год, хоть вынь да положь! Вот бы этим я занялся! Или трактором-автоматом... А канавокопатель этот, - Кузьма пренебрежительно ткнул его ногой, - так... семечки.
- Посмотрим! - многозначительно заметил Бабкин.
- Посмотрим, - равнодушно ответил изобретатель.
- Только ты мне не мешай! - предупреждающим жестом остановил его Тимофей. - Все чертежи я беру с собой в Москву. Тогда увидишь.
- А как же трактор? - растерянно спросил Кузьма.
- Все своим чередом. Чертежи трактора я тоже возьму. - Бабкин вдруг почувствовал себя начальником конструкторского бюро. - План - это первое дело. А что сейчас важнее, ты сам понимать должен.
- Я-то все понимаю, - угрюмо сказал Тетеркин. - Но только иной раз обида меня берет... Ребята наши ночи не спят, с лопатой не расстаются, старухи в поле, будто молодые, работают. Скоро вода пойдет на поля. Урожай какой будет! Никому не снилось! А за нашей спиной стоят всякие Макаркины. Они сейчас смеются над нами, а когда мы все сделаем, тогда они первыми прибегут с большой ложкой к праздничному столу.
- Мне кажется, что для этих людей не найдется места за общим столом, задумавшись, проговорил Тимофей.
- При коммунизме?
- Да.
- Это как же прикажешь понимать? - глухо спросил Кузьма. - Колхоз наш называется "Путь к коммунизму". Идем мы по нехоженой дороге, не легко иной раз приходится. А еще тяжелее тащить за собой всяких макаркиных, они мешают нам, путаются в ногах. Но вот, несмотря ни на что, мы пришли. - Тетеркин замолчал и потом, словно извиняясь, обратился к Бабкину: - Может, и нескладно я говорю, но вижу я этот праздник, который мы скоро встретим. Вижу ясно, как свет на бугре. - Он протянул руку, указывая на освещенную вершину холма. - Встают у меня перед глазами огромные ворота, словно радуга, горят они разными огнями самоцветными. Мы дошли! Так как же ты считаешь: для Макаркиной и для подобных ей пропуска надо выписывать?
- Не знаю, - отозвался Тимофей. - Но кажется мне, что каждый из нас уже сейчас готовит себе пропуск в будущее.
- И Макаркина? - насмешливо спросил механик.
- Пока еще нет. Такие люди не понимают, что догонять труднее, чем идти рядом со всеми.
- И ты думаешь, что они пойдут рядом?
- Определенно, - твердо, как всегда, когда он чувствовал уверенность, сказал Бабкин.
- Посмотрим, - недоверчиво заметил Тетеркин.
- Посмотрим, - сказал Тимофей.
Они молча направились в кабину трактора. Через минуту застучал мотор. Белесый дымок пополз по траве. Вспыхнула фара, и длинный луч потянулся по полю, намечая путь каналу.
Зазвенели гусеничные траки. Машина тронулась вперед, движущиеся плоскости врезались в грунт, приподнимали дерн, как умные заботливые руки, и осторожно укладывали по обе стороны канала.
Макаркина разогнула онемевшую спину и, не замечая ничего вокруг, пошла за машиной, потом вдруг опомнилась и долго стояла неподвижно, вглядываясь в золотую полоску, светившуюся на бугре.
ГЛАВА 7
В СТЕПАНОВОЙ БАЛКЕ
Чтоб каждой реки
любая вода
миллионы вольт
несла в провода.
В. Маяковский
Этим ранним воскресным утром, когда только что начала просыпаться степь, когда первые солнечные лучи, словно золотые соломки, поднялись из-за бугра, можно было встретить Багрецова очень далеко от деревни. Он шел неровной, спотыкающейся походкой, и казалось со стороны, что он и сам не знает, куда бредет.
Длинная тень преследовала Вадима, в точности повторяя каждое движение, будто насмешливо передразнивая его, взбираясь на кротовые кочки, путаясь в бурьяне, пожелтевшей полыни, в колючих степных травах.
Третьего дня поздно ночью к Багрецову прибежал Копытин. Он отвел его в сторону и сказал: "Скважина сухая, вода ушла".
Вадим не мог этому поверить. Он бросился в подземную теплицу. В трубе клокотал воздух вместе с мокрой известковой породой. Насос захлебывался, но ни ведра воды нельзя было выкачать на поверхность.