Семь цветов радуги

Вдали показалась машина. Макаркина подняла руку.

Старенький грузовичок, покрытый, как мукой, известковой пылью, замедлил ход и словно нехотя остановился. Из кабины выскочил Сергей. Он еле переводил дух, будто не ехал, а бежал от самой деревни.

— Чего задерживаете! — крикнул пастушок, узнав Макаркину. — Мы не в город. Ишь, сколько горшков! На рынок, небось, собрались?..

Тут он увидел бочонок и осекся. Не веря своим глазам, Сергей бросился к нему, схватил и опрометью мотнулся к машине.

— Ты чего это, милок? — ехидно поджимая губы, прошипела Макаркина. — В грабители, что ль, записался? Средь бела дня такое самоуправство?

— А я чего?.. — насупился Сергей. — Я по праву.

— По какому такому праву? — торжествующе усмехалась Макаркина. Уж она сейчас ему покажет права!

— А по такому, — уже более уверенно проговорил пастушок, крепко прижимая к себе мокрый бочонок. Он ждал, что эта злая баба сейчас бросится его отнимать. — Тут внутри самый главный генератор сидит!

Сергей слышал от техников о «главном генераторе», спрятанном сейчас в бочонке, без которого они не могли обойтись.

Макаркина потянула бочонок к себе.

— А ну, молодой человек, вытряхай этого «главного». Нечего гуделки в чужих бочках устраивать. Моду какую завели: у добрых людей то ведра, то бочонки тащат. Этак на ваши игрушки никакой посуды не наготовишься.

Сергей растерялся. Как это москвичи не знали, чей им бочонок попался? Придется отдавать: Макаркина от своего, хоть лопни, не отступится. Он с тревогой вспомнил, что техники говорили, будто еще раз придется повторить опыт. Что-то там они не проверили.

— Возьмите, тетенька, — со вздохом сказал Сергей, обдумывая дипломатический ход, как бы все-таки вернуть бочонок обратно. — Без всякого сознания вы человек. Самокритика до вас не доходит. Науки тоже не понимаете.

— Да куда уж нам? — елейно запела Макаркина, принимая возвращенную собственность. — От этих ученых в колхозе не продохнуть. — Она хотела было открыть крышку, но та не поддавалась. — На, сам выкидывай оттудова чортову гуделку.

— Не смею, тетенька, — снова вздохнул Сергей. — Это москвичи поставили аппарат. Цены ему нет, потому как это… — он многозначительно поднял палец, — это специальный научный аг-ре-гат. Поняли?

Недоверчиво смотрела Макаркина на подростка, и в глазах ее метались злобные желтые огоньки.

— Вот вы, тетенька, говорите, — укоризненно продолжал Сергей, — выкини гуделку. А сами того не понимаете, что это все от вашей необразованности. Обидно даже слушать. А гудит там вполне научная вещь. — Он понизил голос до шепота: — Преобразователь. Слыхали? Да не простой, а вибра-цион-ный! Вот что! — Сергей заложил руки в карманы и прошелся важно вразвалочку, совсем как техник Бабкин.

— Недосуг мне с тобой лясы точить, — уж менее уверенно сказала Макаркина. — Плевать мне на ваши «образователи». Образованные какие нашлись! Пусть в свою Москву-реку бочонки кидают…

— Эх, товарищ Макаркина! — покачал головой Сергей. — Я хоть и молодой комсомолец, но должен я… — Он особенно тщательно подбирал слова, потому что, может быть, впервые почувствовал себя агитатором. — Должен я сказать все как есть, по-честному. Сколько раз вас критиковали на собрании? В нашем колхозе кто больше всех несознательность показывает? Кто? Конечно, вы, тетенька!

Макаркина хотела было разозлиться и плюнуть. Подумаешь, критику наводит! Материно молоко на губах еще не обсохло, а туда же, старших учить вздумал! Но Сергей не дал ей и слова сказать. Он взял удивленную женщину за руку и, оглянувшись на шофера, внушительно прошептал ей на ухо:

— Только одной вам скажу. В деревне никто про это не знает. — Макаркина вся превратилась в слух. — Москвичи своими научными аппаратами реку под землей нашли. Теперь в точности известно, где скважины бурить.

— Значит, не зря яму на бугре копали? — вспомнила Макаркина.

— Ну как же! И водоем на бугре и канавы на полях, — восторженно подтвердил пастушок. — А несознательность свою надо бросить. И не обижаться на критику. Люди для того, чтобы реку найти, чего хочешь отдадут, а не только бочонок.

— Нам не объявляли про бочонки, — уже стала оправдываться Макаркина, стряхивая засохшую сметану на рукаве. — Откуда ж нам знать, чего москвичи в него будут закладывать.

— То-то! — с достоинством заметил Сергей. — Эта ваша посудина, — он указал на бочонок, — может, тридцать километров проплыла под землей. А мы стояли вверху и все знали, где она сейчас идет. И знали мы еще, как там подземная река извивается. — Он помолчал и, нарочито вздохнув, добавил: — Москвичи хотели еще чего-то проверить, да вот придется в город ехать…

— Это к чему ж? — спросила Макаркина, вероятно подозревая москвичей в каких-то неблаговидных поступках.

— Бочонок подходящий подобрать. Не всякий на такое дело годится.

— А мой?

Сергей наклонил голову и улыбнулся.

— Да вы же, тетенька, его забираете.

— Нужен он мне очень! — огрызнулась Макаркина. — В нем сметана селедкой воняет. Добро какое!

Она сунула бочонок ухмыляющемуся пастушку и, подобрав широкую юбку, выбежала на середину дороги, завидев вдали попутную подводу.