Семь уловок хитроумной жены

Тесно прижавшись друг к другу, они направились к ложу. Разбойник мечтал о завтрашнем дне, когда кончатся месячные недуги жены и он, собрав все свои мужские силы, окажет достойные радости женщине, которая со временем станет его супругой – женой богача! В эту ночь разбойник к другим женщинам не пошел.

На третий день молодому главарю вновь пришлось следовать за отрядом старшего вожака. В пути ему встретились двое нищих: по всей видимости, муж с женою. Разбойник, не долго думая, отнял у них рубище и отдал его Гэн.

– Как видно, само небо поднесло нам этот дар! – промолвил он, и поинтересовался: – как твои течи, прекратились или нет?

– Да, да, они закончились! – успокоила его женщина. Лицо разбойника расплылось в довольной улыбке.

Он радостно потирал руки, предвкушая ночные удовольствия. После полудня жена вдруг со стоном рухнула на ложе и огласила воздух криками боли, испуганный мужчина спросил, что с ней случилось.

– Сама не ведаю! – ответствовала Гэн. – Но в нижней части живота вдруг появилась опухоль величиной с добрую чашку. Видно, вошла в меня какая-то зараза, меня бросает то в жар, то в холод. Мочи нет терпеть мученья!

– А где та опухоль, в каком месте? – встревожился мужчина.

Гэн тонким пальчиком своим ткнула в самый низ живота.

– Вот здесь, пониже пояса!

– Так ведь там врата моего счастия! – Разбойник сильно огорчился. – Надо же, вот ведь где вскочила эта мерзость! – Чтобы удостовериться самому, он задрал кверху шелковую юбку и раздвинул прореху у нижних штанов. В том самом месте, которое обычно зовется «вратами жизни», он увидел такую картину.

Кожа, цветом яшмоподобная,
Вздулась буграми.
Оттенком своим стала
Густо-лиловая.
Вкруг глубокого рва
Тело сильно распухло
А сам ров превратился
В узкую щелочку.
Две створки дверные
Тесно сомкнулись,
Входа нет в те ворота,
Их ничем уже не отверзнешь
Когда-то он видел
Такую пампушку – маньтоу[6]
Которую парили кряду
Три дня и три ночи.
Еще эта штука очень похожа
На овощ, что долго мочили:
Дней десять подряд,
А может, поболе!

Мужчина впал в отчаяние. Тяжело вздыхая, он погладил больное место жены и, не медля ни минуты, бросился к лекарю за лекарством. Однако от снадобий опухоль еще больше раздалась в размерах. Разбойнику, было невдомек, что все это было хитроумной задумкой его женщины. Она понимала, что нынешней ночью разбойник спуску ей не даст, потому заранее вынув из-за пояса горсть сычуаньских бобов, растерла один из них и образовавшейся маслянистой жидкостью натерла кожу вокруг женского места.

Надо вам знать, что сычуаньский боб – растение необыкновенное, поистине свирепое. Стоит его соком натереть кожу человека, как она сразу же вздувается и даже начинает пузыриться. Это свойство сычуаньских бобов Гэн обнаружила еще дома, а потому взяла их с собой. Ночью, когда они возлегли на ложе, разбойник, обняв ее, сказал:

– Я промучился две ночи, нынче хотел получить удовольствие. И что же? На тебе, снова осечка!.. Сегодня терпеть муки мне просто невмоготу. Видно придется уподобиться дворцовому евнуху. У него одна утеха: подобраться к чему-то поближе и потереться!

С этими словами разбойник тесно прижался к женщине.

– Ой, больно! – завопила Гэн. – Туда нельзя! – Рукою, в которой она держала платок, женщина крепко сжала мужское орудие. Тряпицу она заранее смочила все тем же бобовым соком. Мужское орудие от соприкосновения с влажной тряпкой мгновенно раздулось и сильно покраснело.

– Ну и чудеса! – вскричал разбойник. – Что случилось с моими причиндалами? Они то горят, то леденеют! Видно, я от тебя заразился. – Он поспешно вскочил с постели и зажег светильник. Со вниманием он принялся рассматривать инструмент: он и впрямь невероятно распух и стал походить на выточенный из кристалла пест. С таким предметом жена его ни за что бы к себе не подпустила, если бы он отважился к ней приблизиться на самую малость.

Вот так, прибегая ко всевозможным уловкам, хитроумная женщина оберегала свое убежище, не дозволяя постороннему мужчине в него вторгнуться. Что до других частей тела, скажем, пышной груди, золотых лотосов – ножек – нефритовых пальчиков и алых губок, даже нежнейшего язычка, то к этим местам ему притрагиваться не возбранялось. Муж мог не только трогать их, но даже целовать. Женщина полагала что эти части ее тела всего лишь внешние формы некоего строительного сооружения. Разбойник не догадывался, что все уловки нацелены только на одно: спасти «корень», временно пожертвовав «ветвями и листьями».

Они спали до полуночи, когда разбойник вдруг поднявшись с постели, сказал:

– Вокруг все стихло, пора браться за дело!