Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Наташа очень этому удивилась – таким последнее время считала его дураком, ни во что не ставила; так была уверена, что всё выглядит гладко – но больше разозлилась: «Ты чё, ни с того, ни с сего?».

Правда, деваться некуда, оставила его паспорт на вахте и забрала к себе, раз приехал. Бедная Надька вынуждена была снова удалиться. В комнате сконфуженно, с некоторым напряжением, посидели до девяти вечера: поели, чай попили, телик посмотрели. Потом Пашку выпроводили, согласно уставу общежития.

Но тот пива внизу выжрал, расхрабрился, да и влез обратно через балконы. Наташа оставила его на ночь и, конечно, не стала отвергать и прочее. Всё-таки чувствовала свою вину.

А ещё больше чувствовала острую необходимость загладить, свести к нулю Пашкины подозрения, убрать всякую возможность разоблачения. К тому же на кровати, которая ещё хранила тепло близости с Васей, Наташа испытала странное возбуждение. Словом, этой ночью она любила Пашку искренне и неистово.

Так, только без искренности и неистовости, и стало и впредь. Начнёт Пашка нервничать, обижаться, Наташа своевременно старалась урегулировать напряжённость с помощью одного своего очень влиятельного места. Страсть топила лёд отчуждения на определённый период, пока снова не накапливались претензии и упрёки. Тогда в ход опять пускалось однажды испробованное, универсальное и безотказное оружие.

С Васей немного по-другому, но по сути также. Только он обиделся – а после приезда Пашки его обида не заставила себя долго ждать; видно, Надька, как и прежде, растрепала – Наташа со всею сокрушительной мощью женского обаяния давай окутывать его ласками, нежностью, разными соблазнами, покорной «навсёготовостью». Знала, коль дело дойдёт до «этого», место всё исправит и урегулирует.

Васю она очень не хотела терять, стремилась всеми правдами и неправдами продлить с ним связь, плакала, иногда обвиняла его в непонимании. В нём она видела человека интересного во всех отношениях, необходимого ей как девушке, пылкого, неравнодушного друга, умного, ласкового, нежного, искусного любовника – руку, которую она желала бы всегда держать в своей руке. Левой.

А Пашку Наташа боялась оттолкнуть от себя, лишившись тем самым твёрдой опоры, силы, пусть и предсказуемости, скучности, но стабильности. В нём она усмотрела настоящего мужика, в наиполнейшем смысле этих слов, за которым как за стеной, на которого всегда, даже в самую трудную минуту, можно, не колеблясь, положиться, и, исходя из этого, – потенциального мужа, кормчего её жизни, отца её будущих детей – руку, на которую она всегда бы могла опереться своей рукой. Правой.

Нет, ни в коем случае она не стала бы, вопреки женской гордости, держаться мёртвой хваткой ни за того, ни за другого. В конце концов, на них свет клином не сошёлся. Если уйдёт Пашка – ну и ладно! – останется Вася. Уйдёт Вася – жаль! – но останется Пашка. Да хоть бы и оба ушли! Знала, что одна она точно не останется. Вот только самой сделать выбор ей было очень трудно. Пусть бы лучше всё само собой разрешилось.

И вот уже месяца два, как всё стояло на одном месте, удерживаемое другим местом, и ничего не разрешалось. Наташа до последнего момента не могла найти в самой себе ответ, с кем же ей отмечать свой день рожденья: с Васей в А. или в Б. с Пашкой. И даже, наконец, склонившись к более благоразумному и привычному второму варианту, всё равно сомневалась. Конечно, лучше с Васей. Но тогда Пашка может обидеться и заподозрить что-нибудь опять. Поэтому хоть и неохота, но всё-таки лучше с Пашкой. Главное, чтоб Вася не обиделся из-за этого.

Так она, одевшись и накрасившись, нервничая, размышляла в ожидании, во-первых, Пашкиного приезда, а во-вторых – Васиного звонка. Что-то он скажет!.. Ведь Наташа вчера из А. уехала впопыхах, по сути, сбежала, боясь смалодушествовать, соблазниться и остаться. Просто отключила сердце – и прочее – включила голову и без предупреждения слиняла.

Теперь Вася, ничего не подозревая, возможно, собирался к ней в общежитие и должен был с минуты на минуту позвонить. Наташа хотела сама опередить и предупредить, но побоялась его резкой реакции, его гнева. Решила ждать.

Теперь ничего не поделаешь. Выбор сделан. Жребий брошен. Вася, каким бы он желанным не был, всего лишь номер два. Пашка же как номер один располагал куда большими правами, в числе которых и доступ к телу в день его, тела, рождения. Без двусмысленностей. Второй смысл для Пашки Наташа сегодня не допускала. Назло, как бы в отместку за выбор и жребий одновременно.

Она выглянула в окно. Пошёл сильный дождь. Он и до этого принимался, но теперь, видно, взялся по-серьёзному. Сегодня с самого утра небо нахмурилось и чем дальше, тем только больше густело и насыщалось чернотой. А ветер, недобрый, невесенний ветер, постоянно набирая обороты, не только не раскидывал, а наоборот лишь пригонял и пригонял откуда-то эту неприветливую хмурь.