Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Парень схватил мобильник, наверное, собираясь звонить своему другу.

– Здесь не ловит, – предупредил его Кирилл. – Я сам хотел отцу позвонить, чтоб он меня забрал. Надо бы на шоссе выйти, только мокнуть не хочется.

Тот тут же выбежал из домика. Скорее всего, решил облечь слова в дело. Кирилл убрал улыбку с губ. Некая неоформленная зудящая тревога поселилась где-то в области груди, пообдолбилась о рёбра и перекочевала выше, в горло, упёршись в кадык.

Вроде и причин-то особых для волнения не было. Движение движением, но волноваться необоснованно к чему? Разве проблемы какие-то нереальные возникли?

«Да никаких проблем нет, – сказал он себе. – Просто тоскливо от дождя и неуютно здесь, в этом дурацком домике».

Нет никаких проблем. Так говорит Янка. Она вообще ни на чём не зацикливается, живёт как живёт, ничего не накручивает себе.

Кирилл же в мать пошёл, а та переживает по любому поводу. Возникает вопрос: как бы она жила без отца с таким характером? Кирилл не хотел походить на мать, он хотел быть похожим на отца.

Вскоре вернулся Артём. Тревога отступила от горла и вернулась обратно, куда-то в область груди.

– Ну что? – обрадовавшийся его приходу, спросил Кирилл.

– Там тоже не берёт, – ответил Артём. – А как тут автобусы на А. ходят?

– Плохо. Половина третьего и в семь.

Тяжёлый вздох вырвался из его груди – это глупая тревога пыталась накрутить мозгам некую проблему.

«Нет никаких проблем», – повторил себе Кирилл, и ему очень помогло то, с какой лёгкостью выдохнул Артём, посмотрев на часы.

Значит, действительно волноваться не о чем. Общественное мнение – это вещь сильная. Если все умные, а один дурак – дурость смешна и предосудительна, но если все дураки, а один умный, то дурость не только нормальна, но и необходима.

Крыша загудела глухой дробью. Кирилл подошёл к окну.

– Опять, зараза, ливень пошёл. А ты случайно не в Духовной семинарии учишься?

Что-то в Артёме было такое необъяснимое, чем-то от него таким несло, да и внешность была какая-то такая, соответствующая, что само собой вырвалась изо рта эта любопытствующая нетактичность.

Хотя, с другой стороны, с каких это пор служить в церкви стало вещью, требующей тактичности и щепетильности? Если ты поп, значит, поп – и все дела. Причём здесь тактичность? Это же не вопрос типа «а ты случайно не гей?». В принципе где-где, а в том, что касается языка, комплексы у Кирилла отсутствовали полностью. Поэтому – тактично, нетактично – он всё равно спросил то, что хотел.

– Нет, – ответил Артём, нахмурив свои редкие рыжие брови. – Я не учусь в семинарии. Просто в церковь хожу.

Любопытство удовлетворилось и пояснения не требовало, но всё же ради поддержания разговора Кирилл продолжил:

– И ты не будешь батюшкой?

– Не знаю. Может, и буду когда-нибудь.

Логика подсказывала, что необходимо ещё что-нибудь спросить по этой теме, чтобы установить непринуждённый контакт и переключиться на другое, более интересующее, но ничего не приходило на ум. Все эти церкви, батюшки, свечки, кресты, кадила были для Кирилла таким тёмным и непроходимым лесом, что пришлось изрядно покопаться в памяти в поисках достоверной информации о религии.

Показаться в глазах другого не знающим вопроса и не разбирающимся в тонкостях – этого позволить себе он никак не мог – несолидно и унизительно как-то. Пусть на самом деле так всё и есть, пусть это только пустая пыль в глаза, но главное – произвести впечатление.

Дед Кириллов, отец матери, книжки про Бога любил читать и в церковь ходил, но говорил какие-то непонятные странные вещи, вряд ли можно такое озвучивать вот так сразу, не зная путём, о чём вообще шла речь, да и помер он уже. Зачем теперь деда-то тревожить понапрасну? Может, он в какую-нибудь другую церковь ходил.

А кроме деда, все познания Кирилла о религии ограничивались на весёлых походах-тусовках в церковь на Рождество и Пасху да на фильмах некоторых – даже порно про монашек припомнилось – но всё это было не очень подходяще.

Вдруг в окне показался ещё один человек. Он спустился с шоссе и явно спешил к домику. Кирилл с облегчением переключился:

– О, к нам ещё один бедолага идёт! Волосатый какой-то… Промок весь!

Спустя минуту послышались шаги на крыльце. Это уже было какое-никакое движение, и тревога отступила. Непонятно чем появление очередного человека вселило в Кирилла уверенность и устойчивую, ликующую радость. Впрочем, он так всегда радовался на вечеринках приходам новых людей, особенно неожиданным и незапланированным. Он любил общаться с людьми.

– Пойду, встречу, – с радостью сказал Кирилл и вышел на крыльцо.

Возможно, он распахнул дверь слишком нетерпеливо, потому что стоявший там высокий длинноволосый парень в замызганной кожаной куртке испуганно вытаращил на него глаза. Их настороженно-вопросительный блеск окинул Кирилла некоторым презрением – впрочем, тоже самое он ловил на себе и от других, подобных этому, волосатых. Парень курил, и дым как будто попал ему не в те пути – сигарета качнулась во рту и едва удержалась от сдерживаемого кашля.

Кирилл улыбнулся и сказал ему:

– Ты третьим будешь.