Читаем Семь жизней. Рукопись неизданного романа полностью

– В смысле? – не понял тот, и его взгляд озарился недобрым огоньком.

– Да мы тут вдвоём прячемся! – поспешил объяснить Кирилл, кивнув на неутихающий дождь: – Задолбал, блин!.. Когда он перестанет?.. Льёт и льёт. Ещё вон ветер какой-то поднялся, мать его!..

Затем он протянул парню руку:

– Кирилл.

– Алик, – ответил парень, выкинув окурок.

– Ну, давай, проходи к нам. Будем втроём ждать, когда этот проклятый дождь кончится, – подчёркнуто вежливо предложил Кирилл.

Впечатление этот Алик производил отталкивающее, но вместе с тем подавляющее, удерживающее, заставляющее «не отталкиваться» совсем уж далеко и окончательно. Его неприятные, но собранные черты лица демонстрировали некую силу, решительные движения его тела говорили о волевом характере.

Кирилл всегда побаивался неформалов, их как бы дикости и, даже в большей степени, их непредсказуемости, но этот выглядел вообще как-то очень угрожающе. Кирилл пропустил его вперёд, парень повиновался, и они вместе зашли внутрь.

Артём резко поднял голову, его полное, некрасивое лицо исказила гримаса беспокойной капризности. Взглянув, он снова поник.

– Знакомься, это Алик, – Кирилл представил ему нового человека.

Тот приподнялся, чуть улыбнувшись, кивнул пришедшему:

– Артём.

Алик, пожав его руку, скромно уселся на краешек ближайшей лавки. Артём, отпрянув от него, напротив, переместился в самую глубь комнаты, и там какой-то высокомерный и отчуждённый достал свой плеер и заткнул уши наушниками.

Дождь между тем не только не переставал, но и малейшего намерения, что вскоре перестанет, не проявлял. Сквозь щели в окошке на подоконник проникала вода и капала на пол. Тревожно завывал ветер.

Кирилл сел и уставился в окно, как будто должен был придти ещё кто-то, или что-нибудь должно было произойти там. Но всё застилали мощные капли дождя, ничего нельзя было рассмотреть. Да и что там могло произойти? Единственное, чего Кирилл ждал – это то, когда закончится дождь, или то, когда он позволит пойти в Брехаловку на автобус, на худой конец обратно в «Буревестник».

Ему снова стало невыносимо скучно. Движение опять умерло, потихоньку начала вылезать зудящая тревога и с прежним рвением сотрясать рёбра. Артём, а затем Алик, заинтересовали только на время. Нет, нет, Кирилл был уверен, что они в принципе хорошие парни. Кирилл вообще никогда не встречал плохих парней. Для него все были «в принципе хорошими». Это всё от того, что он не любил и боялся конфликтовать с людьми. Плохие – это те, которые порицаются всеми, а не только им одним. Это безопасно. Кирилл любил быть в большинстве и боялся оказаться в меньшинстве. Меньшинство – опасно, оно приближает к одиночеству, а одиночество – это смерть. Даже Алан из турфирмы, сын дяди Эдика, и дружки его – неплохие парни, по сути, хорошие, если бы ещё «не гнобили», то вообще замечательными были бы.

Поэтому и Артём с Аликом тоже «в принципе хорошие», только ненормальные какие-то. Кирилл стыдился ненормальности, он всё тщательно обмеривал неким еле ощутимым внутренним «барометром нормальности». Конечно, обмерил и теперь. «Барометр» показал, что в Артёме «нормальности» приблизительно процентов тридцать, а в Алике где-то сорок. Этого было очень мало, что бы считать этих хороших парней нормальными. Первый сидел в одном углу с капризным лицом, слушал свою какую-нибудь дурацкую, ненормальную музыку. Второй – в другом – ёжился от холода в сырой одежде, тупо молчал, ненормально кривил рот и щурил глаза.

И он, Кирилл, нормальный парень, сидел между ними, как между полюсами. На экваторе этом было очень жарко и очень неуютно. Кратко это выражалось так – пора валить отсюда. Но Кирилл, глядя в залитое дождём окно, всё «не валил» и «не валил».

Вдруг Алик вскочил и вытащил из своего рюкзака три баклажки дешёвого пива и какие-то мятые шмотки, затем переоделся, мокрую одежду развесив на свободной лавке. Всё это выглядело так ненормально, что Кирилл погрустнел ещё больше и уже не мог смотреть в окно.

Когда Алик закончил свои манипуляции и, забравшись с ногами на свою лавку, собрался звонить по мобильному, Кириллова грусть не выдержала и прорвалась наружу с нескрываемой горечью:

– Бесполезно. Здесь сеть не берёт. Артём вон даже на дорогу поднимался, всё равно не дозвонился.

– Ну ё-моё!.. – расстроился Алик, взглянув на дисплей.

Кирилл посмотрел на часы и продолжил:

– Полвторого. Я здесь уже час сижу. Ещё полчаса и надо валить отсюда по любому.

Пожалуй, час – преувеличение, но грусть не знает объективности, грусть упивается собой и потому преувеличивает. Тем более Кирилл сам всегда преувеличивал. И когда хорошо, и когда плохо. Мамин характер. Так всегда было: мама драматизировала, накручивала себе, а отец психовал.

Кирилл не хотел походить на мать и горячо поддерживал отца, но в поддержке непременно преувеличивал так, что начинался настоящий скандал. Ах, если бы он чувствовал, когда заканчивается правда, уступая место преувеличению! Но он не чувствовал, его правда всегда была с примесью лжи.

– А как вы сюда попали? – спросил Алик. – Или вы местные?

Перейти на страницу:

Похожие книги