Семьдесят два градуса ниже нуля

– Обратите внимание, Кирилл Иваныч, на этот склон, – комментирую я. – Группа туристов из двенадцати человек, среди которых, кстати, были два перворазрядника, пренебрегла запретом и отправилась самостоятельно изучать наветренные склоны Актау. Одному из них чрезвычайно повезло: у него слетела лыжа, и он вынужден был на минутку остановиться. Остальные вышли на склон, покрытый превосходным целинным снегом, меньше всего на свете думая о том, что они подрезают лавину. Чаще всего лавина обрушивается уже под первым, вторым или третьим – по какому-то капризу обычно под третьим, – но на сей раз она заманила всех. Подсчитайте, на склоне одиннадцать фигурок, слайд снят отставшим туристом, который надел лыжу и собирался было догонять товарищей. Смотрите внимательно: перед вами – одиннадцать смертников!.. Тридцать первый, Анна Федоровна… Итак, собрался было догонять, но – прирос к месту, потому что в несколько мгновений склон превратился в бушующий ад: лавина обрушилась. Вот так выглядела эта братская могила, когда через пятнадцать минут прибыли спасатели. Скольких откопали, Хуссейн?

– Двоих, – откликнулся Хуссейн. – Ты же сам был, чего спрашиваешь.

– Анна Федоровна, слайд тридцать восьмой… Благодарю вас. Это произошло в тот же день, только часом позже. Группа туристов из восьми человек, освободившись от опеки, – ведь спасатели и инструкторы по тревоге поспешили к месту катастрофы, – свернула с указанных трасс и в поисках острых ощущений забрела на этот склон: пологий и, казалось бы, совершенно безобидный, правда? Не верьте своим глазам, это лавина из свежевыпавшего снега, о котором великий австрийский лавинщик Матиас Здарский сказал: «Невинный на вид белый снег – это не волк в овечьей шкуре, а тигр в шкуре ягненка». На сей раз аппетит у лавины был похуже, она допустила на себя лишь троих – остальные лишь беспомощно смотрели, как белое облако подхватило их друзей и швырнуло со склона в пропасть… В тот день погибли двенадцать человек. Как, по-вашему, Кирилл Иваныч, виновны ли лавинщики в их гибели?

Петухов важно и снисходительно кивает. Может быть, он не очень меня и слушал, но доволен тем, что его знают и отличают и что в зале перешептываются: сообщают небось друг другу, какое он влиятельное лицо.

– Вы меня убедили. – Он встает, давая возможность вновь полюбоваться своей бараньей прической. – Спасибо. А более массовые случаи гибели от лавины бывали?

От этого вопроса я ухожу – делаю вид, что не расслышал. Я далеко не всегда согласен с тем, как у нас освещаются стихийные бедствия, но одно решительно одобряю: не стоит щекотать нервы читателя или телезрителя уж слишком страшными картинами, это как раз та информация, которая вряд ли делает человека лучше или умнее: скорее, она сделает из него неврастеника. Есть вещи, выдержать которые под силу профессионально подготовленному специалисту, и незачем создавать из них нездоровые сенсации.

Тянет руку один из длинноволосых охламонов, но мне надоело отбиваться от остроумных вопросов, и я его не замечаю. А вот этот турист – другое дело.

– Пожалуйста, прошу вас.

– Допустим, произошло худшее, и лыжник попал в лавину, – говорит пожилой толстяк, обтянутый, как смирительной рубашкой, линялым тренировочным костюмом. – Что должен и, главное, что он может делать в такой ситуации? Совершенно ли она безнадежна?

Я почтительно киваю в знак понимания – это тот самый академик, который тащил «россиньолы». Ваня Кореньков отзывается о нем с большой теплотой: веселый, поднаторевший в летних турпоходах, нагрузку держит, как трактор, носа не задирает и к женскому полу претензий не имеет, что в Кушколе с его легкомысленным климатом бросается в глаза и свидетельствует либо о похвальной супружеской верности, либо о возрастных явлениях. Алексей Игоревич – так его зовут – просил Ваню сведений о нем не разглашать, и о том, что в «Актау» проживает светило в области радиофизики, знают Ваня, я и по долгу службы Гулиев, которому радиофизика до лампочки и который предпочел бы, чтобы Алексей Игоревич был заведующим магазином «Ковры». И Гулиев по-своему прав: баллотироваться в академики он не собирается, а какую пользу можно еще извлечь из оторванного от жизни ученого?

Зал напряжен, наконец-то задан вопрос, имеющий прямое отношение к тому, что каждый ценит превыше всего.