Семьдесят два градуса ниже нуля

Снабдив меня материалом для размышлений, Надя уходит переодеваться. А я злюсь, мне обидно, что она так запросто и безжалостно поставила на моей альпинистской карьере крест: «…конечно… не возьмут… потерял форму…» Если даже это и так, не обязательно хлестать человека по больному месту, может, я до сих пор жалею… Ребята, с которыми я начинал, пошли на Эверест, шансы попасть в штурмовую группу у меня были, это не я, это другие так считали. Так нет, мама отговорила: «Ты должен раз и навсегда выбрать, двум богам нельзя поклоняться!» И я выбрал первенство страны по горным лыжам…

По-настоящему у Нади есть один серьезный недостаток: она всегда права. В этом отношении она похожа на маму, которая тоже всегда права, и меня ужасает мысль, что эти две женщины вместе будут меня воспитывать. Ну, месяц – куда ни шло, а если всю жизнь? Этого, пожалуй, для меня многовато. Да, еще один недостаток: Надя подавляет меня своим великодушием – не закатывает сцен ревности, не претендует на мое время, ни на что не намекает, словом, не ведет на меня атаку (или предпочитает, чтобы это за нее делала мама). А я хочу, чтобы не только я, но и меня добивались: я – спортсмен, а борьба лишь тогда борьба, когда в ней участвуют обе стороны. Вот Юлия – сплошь отрицательная: лентяйка, кокетка, тунеядка, тряпочница, а к ней тянет, потому что она соблюдает правила игры. Несколько месяцев она изводила меня угрозами и ревностью, то делала вид, что уходит, то клялась в вечной любви – и в то же время зорко посматривала по сторонам, чтобы не упустить более подходящую дичь. Это нормально, женщина как женщина, дочь Евы, для нее смысл жизни – в радостях, среди которых главная оседлать мужа и погонять этого осла, куда захочется. А Надя? Ничего похожего! Смысл жизни – в работе, образ жизни в зависимости от требований работы, любовь – в отпуск, то есть в свободное от работы время. Надя слишком рассудочна. Уверен, что она выбрала меня, как выбирают в квартиру сервант: подходит по габаритам, по цвету и вписывается в обстановку.

Мне становится стыдно: я наговариваю на Надю за то, что она трезво и логично оценила мои возможности. А почему она должна мне льстить, что я, собственно, совершил? Ну, взял два семитысячника, ну, попал в десятку на слаломе-гиганте – и все, так себе, мастер-середнячок. У Нади, которая добрых полтысячи беспомощных инвалидов научила отбивать чечетку, мои подвиги могут вызвать разве что снисходительную улыбку.

А с четвертой лавиной решено: ждать, пока она накопит боеприпасы, – себе дороже, сегодня же будем ее спускать.

Карусель подкатывает к нам кресла, мы плюхаемся и уносимся ввысь. Контролеры разбаловались, не помогают ни садиться, ни слезать – наш ненавязчивый сервис. Надя молча любуется склонами, после долгого перерыва они волнуют душу горнолыжника. Когда-то, задолго до нашего знакомства, Надя недурно каталась, да и теперь иной раз может показать класс. Наша беда в том, что мы увлеклись горными лыжами слишком рано, еще в школьном возрасте, такие увлечения к тридцати обычно угасают; на всю жизнь влюбляются в лыжи те, кто познал их позже. Наде, например, теперь достаточно двух-трех недель, чтобы год по склонам не скучать.

Слева над нами крутая и местами бугристая трасса скоростного спуска – предмет неусыпных забот Хуссейна: больше всего травм случается здесь. Хуссейн рад был бы ее закрыть, да нельзя, трасса международная, одна из главных приманок Кушкола. Впрочем, и самая элементарная, туристская трасса не дает Хуссейну скучать – скольжение идеальное, маслянистый фирн, а пойдет жизнерадостный «чайник» на обгон, может и вылететь (и вылетает) на каменистые участки: лыжи – в щепки, руки, ноги – как повезет.

Актау пылает на солнце, на склонах не протолкнуться, от разноцветных костюмов рябит в глазах. Спасатели, инструкторы орут в мегафоны: «Здесь закрыто, флажок не видишь?», «Куда обгоняешь?», «Дэвушка в синем, у тэбе плохо закреплен лыжа!» Крики, хохот, визг!

– БНП. – Я указываю Наде на двух новичков, которые пытаются на скорости сделать «христианию» – поворот с параллельным движением лыж. – Эй, ребята, помочь привязать лыжи?

Будущие Надины пациенты в знак благодарности шлют меня подальше, их пожелания еще долго втыкаются в мою уплывающую вверх спину. Справедливо возмущены, лыжи у них супер, со штырьками, которые при падении автоматически выскакивают и втыкаются в снег, – у Тони Зайлера и Жана-Клода Килли подобных не было. За оскорбительное «помочь привязать» такие лыжи от горячего новичка можно схлопотать по морде.

– Держись, красавица!

С перекошенным от ужаса лицом, изо всех сил тормозя палками, полная девица влетает на бугор и, как птица с перебитыми крыльями, тяжело хлопается в снег. Любой чайник превосходно усваивает, как надо разгоняться, единственное, чего он не умеет, – это вовремя остановиться.