Семьдесят два градуса ниже нуля

– Давайте сначала поставим вопрос по-иному, – говорю я, – предположим, что лыжник видит несущуюся на него лавину. Практически убежать от нее почти невозможно – лавина из сухого снега развивает скорость до ста восьмидесяти километров в час; почти – потому что опытный, сохранивший самообладание лыжник, особенно если он на ходу, может успеть свернуть. Возьмем худший вариант: времени свернуть нет, но секунда-другая в запасе имеется. Прежде всего попытайтесь освободиться от лыж – это чрезвычайно важно, вы обретете некоторую свободу действий; но вот лавина уже вас подхватила и куда-то несет, вы беспомощны, но – два действия вам под силу: делайте плавательные движения, это даст шанс удержаться на поверхности, и, самое главное, опустите на голову капюшон, прикройте рот и нос! Ни в коем случае не забудьте это сделать, иначе пыль и лавинный снег могут быстро забить дыхательные пути и задушить.

Я делаю длинную паузу, чтобы насладиться абсолютной тишиной: даже барбосы и охламоны перестали ухмыляться и ерзать. В зале находятся несколько человек, которые не хуже меня знают, как мало помогут мои наставления тем, кто попадет в лавину, но это не имеет значения: людям свойственно во что-то верить и на что-то надеяться. Теоретически наставления безупречны, однако мой личный опыт говорит, что если уж лавина подхватила – твое спасение зависит от тебя чуть больше, чем если бы ты попал в бетономешалку.

Я привожу примеры, рассказываю о лыжниках, чудесным образом спасшихся, – ни во что иные люди так не верят, как в чудеса. Я называю фамилии – это еще убедительнее. Валентина Фоменко и Николай Петров – двое из одиннадцати – остались в живых, так как сохранили между снегом и дыхательными органами пространство, так называемые воздушные мешки. Около получаса лежал в лавине Олег Фролов – можете взять у него автограф, он сидит в шестом ряду, в черном с белыми оленями свитере (это тебе за аплодисменты!). А обнаружить и спасти его удалось благодаря лавинному шнуру, кончик которого остался на поверхности, – мы точно знали, где Олега искать. Требуйте у дирекции напрокат лавинный шнур – и вы получите лишний шанс.

Гулиев исподтишка показывает мне кулак: завтра туристы насядут, а в прокатном пункте шнура нет. Сам виноват, я предупреждал.

– Ну а лучший, по секрету, способ спасения от лавин – это в них не попадать, – заключаю я под облегченный смех аудитории. – Чего от всей души вам желаю.

Потом я отвечаю на несколько подобранных для меня записок, откланиваюсь и спускаюсь в зал – помочь маме и Наде с аппаратом. Публика расходится медленно: одни сгруппировались вокруг Олега, другим что-то заливает Гвоздь, третьи атакуют вопросами Хуссейна, четвертые – маму и меня. Ко мне – чудное видение! – пробивается осрамленный перед всем залом барбос.

– Какого черта, – рычит он, – ты выдумал насчет опоры?

– Мой сын ничего не выдумывает, – авторитетно говорит мама, делая акцент на слове «сын». Тоже отработанный прием: «Так это ваш сын?», «Ах, вам можно позавидовать!» и прочее.

– Разве это был не ты? – удивляюсь я, протирая глаза. – В самом деле – не ты. Меня иногда подводит зрительная память, тот малый тоже был похож на бульдога, у которого из-под носа стащили кость.

Барбос багровеет, мерит меня взглядом – я, пожалуй, потяжелее, это его не устраивает.

– Не будь рядом твоей мамы…

– Это невозможно, – перебиваю я, – мы с мамой неразлучны. Моя мама всегда рядом, она не позволит, чтобы ее сына кто-нибудь обидел. Правда, мама?

В глазах у барбоса сверкают искорки юмора.

– А ты парень ничего. – Он примирительно протягивает руку. – Анатолий. Где я мог тебя раньше видеть?

– Наверное, в кино, я иногда снимаюсь под псевдонимом Бельмондо.

– Вот что, снежный барс, занимайся своими лавинами, а кое от кого держись подальше… Условие задачи понятно?

– Не спортивно, – отрезаю я. – Пусть победит сильнейший.

Больше ничего примечательного в этот вечер не произошло.

На склонах Актау

Ночью мне снились горы – высоченные пики, гребни и кулуары, и все незнакомые, на них я не бывал; а под конец произошла удивительная вещь – я точно, в деталях повторил во сне одно на редкость неудачное восхождение и остро пережил все его стадии. Особенно когда принял решение спускаться по леднику, хотя отлично знал, чем это кончилось. Потрясающее ощущение – знать, что ты идешь на верную гибель, и быть не в силах шевельнуть пальцем, чтобы задержать себя и ребят. Единственное, что я смог сделать, – это проснуться в холодном поту.

Я уже оделся, умылся, накормил Жулика, а нервы никак не успокоятся. Когда мне снятся такие сны, что-то должно произойти – так уже бывало. Ерунда, конечно, но я человек суеверный, сон просто так не приходит. Надо будет рассказать Наде, она любит проникать в мое подсознание.

Мама ушла на работу, а мы с Надей завтракаем. Я ворчу, я не выспался, мне надоел овощной сок и не лезет в рот каша, но претензий Надя не принимает.

– Мне велено позвонить и доложить, все ли ты съел, – шантажирует она. – К тому же тебе нужны силы, чтобы натереть паркет в номере 89 гостиницы «Актау».