Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970

Мы даже придумали этой тропе название: Дорога мартышек[446]. Из зарослей кустарника нас сопровождал лай этих довольно крупных желтых обезьян, которых Франци Штауффенберг, как он рассказывал нам еще в Вильфлингене, отгоняет от фермы — не столько из-за того, что они наглыми грабителями проникают в сад, сколько из-за того вреда, какой они причиняют плантации. С теневых деревьев они прыгают на кофейные и при контакте с ними ломают ветки.

* * *

Площадь кофейных плантаций занимает от многих тысяч до пятидесяти гектаров, не считая похожих на живые изгороди или грядки насаждений, какие негры разбивают у своих хижин для домашних нужд. Я предполагаю, что португалец, которого мы в полдень навестили как ближайшего соседа, придерживается нижней границы. Мы ехали вдоль нового корчевания по одному из обширных лесов, которые в качестве резервной земли составляют большую часть плантаций.

Дом соседа, скорее большая прямоугольная хижина, не сильно отличался от хижин туземцев. Он стоял на палящем солнце; сам владелец, как сказала его смуглая супруга, отсутствовал. Мы вместе с водителем нашего грузовика уселись перед домом за стол, вокруг которого играли дети. Здесь же находился какой-то мулат, родственник хозяйки дома. Было предложено vinho verde из оплетенной бутылки и отличные бананы; они свисали с куста прямо рядом с дверью, срубленного ad hoc[447] ради такой цели. Было удивительно, как легко широкий нож рассек ствол, или лучше сказать, стебель. Эти мачете острые и тяжелые; я вспомнил картинки из репортажа, который я изучал в Луанде. Хозяин недавно отсидел три года в тюрьме. Если я правильно понял, он рассердился, когда негр стал играть его зажигалкой, и отвесил ему смачного пенделя. Но даже если врезал он сильно, три года за удар ногой показались мне перебором; вероятно, португальцы сейчас перебарщивают в обратную сторону… совершенно comme chez nous[448].

Раса и цвет кожи никогда не играли здесь особой роли. На улицах можно видеть белых рабочих под руководством черных прорабов. Эта désinvolture дает португальцам гораздо лучшие шансы выйти из колониального состояния, чем в свое время бельгийцам в Конго. Ангола, как в XV веке, могла бы стать подобием Бразилии, только на одухотворенный лад.

КИЛУМБО, 26 ОКТЯБРЯ 1966 ГОДА

На покой мы отправились запоздно; негры устроили нам приветственный концерт. Длинные барабаны различной величины были единственными инструментами, какими они сопровождали свое монотонное пение. В перерывах они настраивали их на открытом огне, разведенном для этого перед террасой. В заключение бригадир по-португальски поблагодарил босса за предоставленную работу и заработок. «Сеньор Штауфф», у которого, как здесь почти у каждого белого, тоже была кличка, заметил, что нам не следует принимать происходящее слишком серьезно. «Они не упускают ни одного удобного случая попраздновать».

Африкану подал нам курицу с пири-пири и маниоком, превосходное кушанье, в котором, правда, некоторые находят приправу слишком жгучей, а кашу, подобно сырым картофельным клецкам прилипающую к зубам, слишком вязкой. Мы были в восторге, поскольку в тропиках желание острых пряностей возрастает.

Первые визиты к немецким соседям; ближайший живет на расстоянии добрых двух часов пути. Плоскогорье Либото просторно заселено земляками, которые после Первой мировой войны были изгнаны из Восточной и Юго-Западной Африки и переселились в Анголу. Они начинали с малого или вообще с нуля, но принесли с собой опыт разведения сизаля и кофе и, что еще важнее, прирожденный талант к организации. После начальных лет и неудач, например, с табаком и хлопком, они создали себе сильный фундамент. Это было с удовольствием отмечено португальцами. Профессия предполагает не только способность к обработке больших площадей. В ней надо было уметь быть в чем-то шефом, торговцем и политиком. Поэтому совсем не случайно, что здесь встречается тип «остэльбского помещика», как его красочно описывал в своих романах Фонтане[449]. Передо мной эта картина встает как «recherche du temps perdu»[450] — всплывают воспоминания о годах детства. У нас в доме, впрочем, читалась «Берлинская ежедневная газета», в которой об остэльбских землевладельцах отзывались нелестно, не считая либеральных второстепенных лиц из их числа.

Сначала у четы Кросигк на Китиле, ферме значительных размеров. Они сажают там кофе робуста, грубого, но «хорошего в чашке», то есть, в сочетании с такими более тонкими бразильскими или северо-ангольскими сортами, как «арабика». Кроме того, с недавних пор ими для немецких фирм возделывается лекарственное растение, даже название которого остается тайной. Настоящую прибыль приносят скрытые валютные операции.