Семейная хроника

Таково было положение вещей, когда между мамой и Наталией Сергеевной произошла entente cordiale[69], имевшая для обеих сторон большие выгоды: мама спасала Вяземского от огня и меча, а Брасова приобретала в мамином лице подходящую статс-даму «морганатического двора» (формулировка моего отца). Брасова приобретала, в сущности, гораздо большее — человека, который из чувства благодарности не покинул ее в самые тяжелые минуты жизни (но тогда она об этом еще не знала, а впоследствии, кажется, не вполне оценила).

Туземная дивизия, командиром которой был назначен Михаил Александрович, состояла не из восьми (как обычно) полков, а из шести: Дагестанского, Кабардинского, Черкесского, Чеченского, Ингушского и Татарского. Рядовые всадники были соответствующих названиям полков национальностей, командиры — частью туземцы, частью вышедшие в запас офицеры гвардейских полков. Все, начиная с командира, носили черкеску и папаху. Полки различались по цвету башлыков: так, например, в Дагестанском полку башлыки были белые, в Кабардинском — красные.

Дивизия формировалась на Украине, в Жмеринке, где Вяземский, получивший к тому времени погоны прапорщика, и был представлен великому князю в качестве ординарца. Формально Вяземского зачислили в Кабардинский полк, но все последующие годы он находился при штабе дивизии, вернее, при ее командире, с которым у него сразу установились прекрасные отношения. Кавказское одеяние Вяземского ему не шло — он был слишком громоздок (всегда на полголовы выше окружающих), — но он хорошо сидел на лошади, а этого было достаточно для выполнения его несложных обязанностей.

Не могу удержаться, чтобы не вспомнить один забавный случай, происшедший весною 1924 года (то есть десять лет спустя) на одной из улиц немецкого города Висбадена, находившегося в ту пору в зоне французской оккупации. К маме постоянно обращались люди с просьбой помочь им устроиться на работу. Время было полуголодное, и лучшим местом работы считались французские закрытые кооперативы. Я не помню случая, чтобы мама кому-нибудь отказала в помощи, и, после долгих хлопот у французского коменданта, ей удалось устроить двух совершенно незнакомых ей кавказцев рабочими на продовольственный склад. Кавказцы быстро поссорились между собою и, когда мы с мамой однажды шли по Wilhelm Strasse, они кинулись к ней с просьбою их рассудить, причем громко кричали, перебивая друг друга: «Мы обращаемся к вам как к кабардинке!» Я была ошеломлена.

Пока Дикая дивизия находилась в стадии формирования, в Жмеринку съехалось многочисленное и довольно блестящее общество. Среди провожающих «жен» были мама и Брасова. За день до отбытия дивизии на Галицийский фронт, отслужили молебствие и состоялся обед, на котором объединились русские и кавказские элементы этой не совсем обычной воинской части. Мама потом со смехом рассказывала, как один из командиров полков, Заид-хан, поднял бокал и, обращаясь к своей соседке по столу, петербургской светской даме княгине Ольге Павловне Путятиной, провозгласил: «Итак, княгиня, живите с кем хотите и как хотите, и так всю жизнь!» Он, несомненно, хотел ей посоветовать жизни по своим собственным убеждениям, не считаясь с чужим мнением.

Перейдя в назначенный день австрийскую границу, Дикая дивизия безудержной лавиной кинулась в Галицию, занимая город за городом и устрашая население. Мозгом дивизии был начальник штаба Яков Давидович Юзефович. Фронтом командовал Брусилов.

Но я замечаю, что уже долгое время описываю события, в которых не принимала непосредственного участия. Поэтому я ставлю точку и в следующей главе перехожу к своим личным делам.

Снова в Москве. Рождение Димы

В начале ноября, когда санитарный поезд № 39 (главный врач — доктор Полубогатов, по слухам, переименованный из Хальбрейха, комендант — поручик Аксаков), совершив несколько рейсов между фронтом и тылом, направился на свою базу, Борис попросил меня приехать к назначенному сроку в Орел. (Беспристрастный наблюдатель, к которому попала бы в руки наша переписка того периода, сказал бы: «Вот люди, которым вместе тесно, а врозь — скучно!»)

Среди русских губернских городов Орел славится своей поставленной на европейский лад гостиницей «Берлин», переименованной из патриотических чувств в «Белград». Тут же находился хороший ресторан, куда Борис, по-видимому, часто наведывался с молодыми врачами своего поезда Киреевским и Шекиным, составлявшим, как и он, оппозицию главному врачу Полубогатову. К моему приезду в «Белграде» был заказан хороший номер, и меня встретили со всеми онёрами[70].