Семейная книга

У меня тоже были сомнения на этот счет. Наша породистая псина проводит большую половину досуга на мягких креслах и диванах нашего обиталища и приветливо машет хвостом любому постороннему, входящему в квартиру; паническим лаем она заливается, лишь когда женушка пытается играть на рояле. К тому же дети пичкают собаку в основном шоколадом и пирожными, поэтому для карликового шнауцера она уже очень толстая. Кроме того, Мими часто гадит на ковры в салоне и даже хуже того, но об этом я говорить не хочу. В общем, надо отметить, что наша собака несколько избалована.

— А что, если мы покажем ее дрессировщику? — спросил я жену.

* * *

Эта идея родилась под влиянием Зулу, черной овчарки с соседней улицы, которая дважды в неделю проходит мимо нашего дома рядом с ногой Драгомира, национального дрессировщика собак.

— К ноге! — покрикивает Драгомир. — На место! Сидеть! Ищи!

Эта большая и глупая собака слушается его, как машина, — садится, прыгает, ищет по команде. Не раз мы смотрели в окно на это поучительное зрелище.

— Он превращает несчастное животное в робота, — заметила жена, — в робота, лишенного души.

Наш туманный взгляд пал на породистую Мими, которая как раз разрывала своими острыми зубками очередную подушку с художественной вышивкой, дабы посмотреть, что там внутри, и в процессе этого распространяла вокруг атмосферу душевности. Этой ночью она снова наложила посреди гостиной и хуже того.

— Иди, — прошептала жена, опустив глаза, — поговори все-таки с Драгомиром…

Драгомир, плотный мужчина в самом расцвете сил, понимает язык собак, как царь Соломон в период своего расцвета. Однако с людьми ему общаться сложнее, так как он в Израиле всего двадцать шесть лет и говорит в основном по-хорватски.

— Что это? — удивился Драгомир, впервые увидев Мими. — Где вы это взяли?

— Сейчас это не важно, — ответил я, несколько обидевшись, — она уже давно у нас, она уже есть. Мы хотим, чтобы вы обучили ее всему, что нужно…

Драгомир схватил Мими за загривок и поднял повыше. Его мигающие глаза проникали глубоко в упитанный организм собаки.

— А чем вы ее кормите?

Мы сказали, что Мими получает четыре раза в день суп, запеченное мясо, вермишель или компот в пластмассовой миске, специально купленной в городе, но не притрагивается ко всему этому. Лишь пару часов спустя, когда муравьи приходят на обед из сада, Мими подходит к тарелке и слизывает с нее муравьев, а потом сжирает пирожные с кремом, вафли, в общем, разный десерт.

— Очень плохо, — сказал Драгомир, — собака должна получать еду раз в день, и все. А где она опустошается?

Это выражение я не сразу понял. Оно дошло до меня чуть позже.

— Она всегда делает это в квартире и никогда в садике, — пожаловался я, — никакие объяснения, никакие крики не помогают. Почему?

— Собака всегда опорожняется там, где она сделала это в первый раз, — по запаху. Сколько раз она уже гадила в квартире?

Я стал считать. Мими делает это каждые два часа, значит, за три месяца накопилось…

— Примерно пятьсот.

— Боже мой, — вокликнул Драгомир на родном языке, — надо продавать собаку.

Он объяснил нам положение. Через короткое время мы все поняли, прочувствовали и проникли глубоко в собачье подсознание: для нее садик — это дом, а дом — это 00. Этот стереотип уже закрепился в ее голове.

— И все же, что можно сделать, маэстро? — окончательно сломленные, спросили мы Драгомира. — Спасите ее, мы вам заплатим любые деньги.

— Прежде всего собаку привязать, — постановил национальный дрессировщик, — я принести сильный цепь.

Мими смотрела на него с обожанием и виляла хвостом как сумасшедшая. Кто сказал, что маленькие собаки — умные?

* * *

На следующий день Драгомир появился с железной цепью, которую стянул с какого-то парохода. Он отломал палку от швабры, воткнул ее посреди садика и безжалостно привязал нашу породистую собаку.

— Вот так, так она должна оставаться все время. Раз в день немного еды. Никому к ней не подходить.

Сердца наши сжались.

— Она будет плакать, — слабо заметил я, — она привыкла к людям, будет плакать…

— Пусть поплачет. Не гладить ее.

Он был очень суров, этот Драгомир, но его авторитет считался непререкаемым. Мне он как раз не нравился, потому что у него были желтые зубы.

— Но ведь это, — пробормотал я, — только на время?

— Почему на время?

Он снова предложил продать собаку.

— Это не карликовый шнауцер, — сказал он, — это просто карлик, без всякого шнауцера. Жаль тратить деньги на ее воспитание.

Я в страхе обещал ему, что мы будем тщательно выполнять все указания, лишь бы собаку от нас не забирали…

— Хорошо, — смилостивился Драгомир, — тогда выкладывайте сто пятьдесят без квитанции.

Мими в цепях начала выть. Поняла в конце концов.

* * *