Семейная кухня

Всем казалось, что она успокоилась. Осталась только одна странность – тетя Наташа ходила на родник. На самом деле это был ручей, который отходил от местной грязной речушки. В нем дети пускали кораблики из пустых спичечных коробков. Тетя Наташа ходила на этот родник, набирала воду, отстаивала ее и пила. Считала святой. Она брызгала ею в углы комнаты, приносила в подарок соседям… С ней никто не спорил – брали и выливали, как только за ней закрывалась дверь.

С отъездом Юрия бывшие прихожанки разругались и перестали общаться. Даже не здоровались при встрече. Та самая, «любимая», прихожанка ходила с гордым видом, несмотря на непроходящие синяки – ее муж не простил измены. А тетя Наташа не могла понять, как он, Юрий, мог выбрать не ее. Она влюбилась в него, как девчонка, плакала и ждала весточки.

– Где он? Ты же знаешь… – спросила она однажды у тети Аллы.

– Кто? – удивилась тетя Алла, поскольку прошло уже несколько месяцев с той самой истории.

– Юрий. Скажи, где он, – просила тетя Наташа.

– Даже если бы знала, не сказала, – отрезала тетя Алла.

Но тетя Наташа каждый вечер приходила к ней и просила сказать, куда уехал Юрий.

Тетя Алла не выдержала. У нее выдался тяжелый день, она устала и замерзла. Она написала название города и адрес и швырнула в лицо подруги. Та схватила бумажку и прижала ее к сердцу. Тетя Алла так себе этого и не простила.

Оказалось, что Юрий уехал недалеко, в соседний город, – час на вертолете при хорошей погоде.

– Покорми моего завтра, – попросила тетя Наташа мою маму в один из дней, – и коту дай что-нибудь.

– Хорошо, – ответила мама, ничего не заподозрив.

Андрей Андреевич уехал на вахту и должен был вернуться через неделю. Он и поднял тревогу. Сын тети Наташи даже не заметил, что мамы давно нет дома. Школу прогуливал, ел у соседей, смотрел телевизор и был совершенно доволен жизнью. Тетя Алла тогда замоталась на работе, а моя мама улетела в командировку. Соседи тоже ничего не заметили – у каждого были свои заботы.

– Где Наташка? – появился на пороге нашей квартиры Андрей Андреевич.

– Понятия не имею, – искренне ответила мама.

– Алка тоже не знает, – сказал, садясь за стол Андрей Андреевич. – Ее уже неделю дома нет.

– Ни фига себе, – удивилась мама.

Они вызвали тетю Аллу и провели совещание на кухне. Тогда-то тетя Алла и призналась, что дала адрес Юрия.

– Вот ты и выясняй, – сказала ей мама. – Тебе проще по своим каналам.

Тетя Алла кивнула, не споря.

В соседнем городке уже неделю в морге местной больницы лежало неопознанное тело женщины, которую нашли на дороге. Ее собирались закопать под табличкой с номером, но мело так сильно и было настолько холодно, что в морге казалось теплее.

Тетя Наташа долетела до города, но решила не ждать в аэропорту автобуса. Пошла пешком, чтобы поскорее увидеть своего Юрия, и замерзла по дороге. Юрий так и не узнал, что она его искала – тетя Наташа решила не звонить, а сделать сюрприз. Ее деньги и документы украли. Кто украл? Поди знай. Поди найди.

Тетю Наташу похоронили в нашем городе. Проповедник на похороны не явился, хотя тетя Алла и отправила ему телеграмму. Все ходили очумевшие, ополоумевшие. Даже «любимая» прихожанка пришла и горько плакала. И муж ее там был.

Только вот что удивительно. Тетя Наташа выращивала в подъезде цветы в кадках и поливала их только водой из якобы святого источника. Особенно любила фиалку, цветущую синими, чахлыми цветами. Фиалке были не страшны ни сквозняки, ни морозы, ни засуха, ни потопы – нам, детям, выдавали лейки и велели полить ее, и мы заливали фиалку по самые цветочки.

А после смерти тети Наташи фиалка расцвела, похорошела и разрослась.

– Это все от святой воды, – сказала однажды тетя Алла, пристально и с ужасом глядя на пышущую цветом фиалку.

– Прекрати, – оборвала ее моя мама. – Давай ее уберем.

– Пусть стоит. Каши не просит.

Фиалка начала чахнуть после того, как отметили сороковины тети Наташи. Перед тем как мы с мамой улетали на Большую землю, я спустилась в подъезд и полила цветок. Он уже не подавал признаков жизни – засыхал и скукоживался.

Именно там, на Севере, я по-настоящему испугалась. Так сильно, что некоторое время не могла говорить – открывала рот, но была не в состоянии произнести ни звука. Потом делала глубокий вдох и выдох и только после этого говорила. Странно, но эта привычка, на самом деле нервный тик или форма заикания, не знаю, как правильно, очень мне пригодилась. Все решили, что я стала задумчивой, рассудительной и умной. Я дышала, собиралась с мыслями, выстраивала в уме предложение и перестала быть импульсивной, нервной и дерзкой. Мама не могла на меня нарадоваться. Она понятия не имела, в чем была причина таких разительных перемен. Раньше я сначала говорила, а потом думала, если вообще думала, и несла околесицу. Теперь из-за страха я научилась подбирать удачные слова, складывать их в предложения, строить фразу. Мама решила, что у меня просыпается литературный талант. Ничего подобного. Я просто очень сильно испугалась. До жути.