Семейная реликвия. Месть нерукотворная

— Да ладно тебе. Что-то мы заранее устроили с тобой вечер воспоминаний. Побереги их для нашей встречи. А сейчас ты мне лучше скажи, ты продумываешь уже, в чем пойдешь на сбор?

— Я? Чтоб ты знала и больше не задавала мне вопросов на эту тему, у меня благодаря Гале — полный гардероб от кутюр.

— Шутишь? Слушай! Вспомнила наконец. Юдашкин — это модельер. Да? Вот видишь, не совсем я отсталый элемент. Но как бедная архивная мышь, у Юдашкина, Оленька, я ничего купить не могу. А если бы и могла, мне бив голову не пришло носить шмотки от Юдашкина. Очень уж все, на мой взгляд, вычурно, гламурно слишком. Стиль жизни для таких шмоток должен быть, по моему разумению, совсем другой. Как, например, у твоей Гали. А у меня, знаешь, жизнь — это дом — архив, архив — дом. Ну еще: завтрак, обед, ужин. Зарплата — слезы. Не будем о грустном? Живы — здоровы. И слава Богу! Заговорились мы, подружка. Главное — увидимся скоро. Надеюсь и жду! Целую тебя крепко! До встречи!

— Целую, Ленуся!

«Обязательно надо будет постараться пойти на встречу, — подумала Ольга, едва повесив трубку. — Ленку действительно давно не видела. Поболтаем хоть с ней всласть… Да и как ребята университетские живут, тоже интересно узнать. А главное — увидеть Андрея после стольких лет разлуки очень хочется. Сердечко-то забилось, когда о нем от Ленки услышала. Эх ты, а еще называешь себя железной леди. Говорила тогда: „Эта книга мной прочитана и поставлена на полку памяти“, — передразнила она вдруг саму себя. — Какая банальность. Хорошие-то книги не грех и перечитывать снова и снова. Глупая я все же женщина. Правильно мой брат говорит…»

ГЛАВА 5 Хозяйка Золотой Айдырлы

С раннего утра у Марии Петровны было самое что ни на есть чудесное настроение. Последние дни октября погода стояла не по-осеннему теплая. Особенно по утрам воздух был настолько чист и прозрачен, что иногда его хотелось пить, как самое дорогое шампанское — медленно-медленно, маленькими глоточками…

Три месяца Маша не была в Айдырле. Совершала длительный, утомительный, хотя и интересный вояж: Москва — Рига — Майори — Берлин — Париж. Там у нее были и дома, и квартиры, причем не одна и не две. Но самое главное, там жили дети, сыновья, мальчишки. Старшему, Никите, исполнилось уже двенадцать лет. А младшему, Глебу, было десять.

Айдырла да и все остальные прииски все это время были на ее брате Дмитрии. Целиком. Но на своего брата она всегда и во всех делах могла положиться даже больше, чем на себя. А уж что касается Айдырлы, то она для Дмитрия была, что называется, и семьей, и женой, да и любовницей в придачу. Своей семьей Дмитрий в свои годы так и не обзавелся. А все силы, любовь, внимание и заботу отдавал сестре и ее детям. И конечно же прииску… В немалой степени благодаря его стараниям жизнь здесь налаживалась, можно сказать, по-современному. Не то что у старателей в расположенных неподалеку поселках других уральских золотопромышленников.

Вот, например, недавно в айдырлинском поселке новый храм освящали. Церковно-приходскую школу здесь прекрасную открыли. Из Оренбурга молодого батюшку — отца Евлампия, специально в Айдырлу с этой целью пригласили. Причем не просто пригласили, а все условия для его жизни и деятельности заранее создали, и когда ему это предложили, отказаться он не смог и не захотел.

После процедуры освящения нового храма в Айдырле вместе с братом пригласила Маша отца Евлампия к себе домой в гости — отметить особо это знаменательное событие. Беседовали они с ним о том о сем, считай, до полуночи. А потом и об иконе их семейной речь конечно же зашла. Мария Петровна с гордостью показала ее просвещенному отцу Евлампию, заведя его для этого специально в домашнюю молельню, где и находился Спас Нерукотворный все время. Увидев его, молодой священник чуть дар речи не потерял. Потом же довольно долго им восхищался.

Мария Петровна уже после этого, сидя за столом, поведала Евлампию и об истории иконы, и многое другое. Например, то, что когда ее муж Степан пропал, ушел неведомо куда неожиданно из дома и исчез, она не очень-то и волновалась поначалу. Привыкла за долгие годы к его сумасбродным, подчас вовсе не предсказуемым поступкам. А иной раз даже к буйству. Решила для себя: «Опять запил, видно, муженек. В Оренбург по кабакам да по гулящим девкам шататься, видно, подался. Отдохнуть, наверное, как часто у него случалось, решил от своей семьи, от жены, от дома. Нагуляется, как всегда, кобель ненасытный, до белой горячки и домой вернется, как обычно в таких случаях, с поджатым хвостом. Совсем эти большие деньги ему голову вскружили. Не зря же люди говорят „из грязи — в князи“. Ему эти слова в самый раз подходят».

— А в князьях-то, — рассуждала, рассказывая отцу Евлампию свою семейную историю, Маша, — сколько искушений, сколько вариантов для такой безудержной гульбы? Не счесть. Особенно для такого хлипкого духом, как мой муженек. Вот и сломался он довольно быстро.