Семейная реликвия. Месть нерукотворная

— Ольга! — обратилась опять Мария к сестре. — А я ведь нашу икону к тебе привезла. Решила, понимаешь ли, пусть у тебя она лучше побудет. Что-то страшно мне за нее вдруг стало. Подумала, мало ли что может случиться? Я ведь уезжаю достаточно часто. Вот скоро опять придется по делам в Москву ехать. Да и Дмитрию надо новое оборудование прикупить в Германии. А слух о нашем Спасе, сама знаешь, давно идет по Уралу. Кто знает, что может произойти за это время? Лихих ведь людей сейчас много в наших местах бродит. Не ровен час, позарятся, унесут, потом ищи ветра в поле. Так мне станет спокойнее гораздо, знаешь. И главное, сохранней наше основное семейное добро будет. Поэтому я хорошенько подумала и в конце концов решила поступить именно так. Ты, надеюсь, не против? Помнишь, сестренка, наше семейное предание? Конечно, помнишь. Но уж наберись терпения, будь добра, я еще раз тебе напомню. Утаил эту икону наш пращур от смутьяна и убивца Емельки Пугачева. Схоронил дома, у родных, за что жизнью и поплатился. Сколь ни искал ее догадавшийся о причине пропажи злодей Емельян, сколько душ ни загубил — считай всю станицу нашу казачью тогда кровью залил, но так и не нашел изображения святого лика, которое пращур спрятал так, что ни в жизнь никому чужому не найти. А семью-то предка нашего, помнишь, наверное, тоже икона спасла. Вот и передается у нас, у Писаревых, сама знаешь, из поколения в поколение завет: беречь ее, заступницу, как зеницу ока. Пуще жизни своей беречь. Пропадет — искать! Найти во что бы то ни стало. Обязательно икона объявится. Напомнит о себе, даст весточку. Но и всегда помнить при этом, коли что неправедное сделаешь, икона тоже сразу даст знать об этом… Такое, Оленька, надо помнить всегда, не забывать. Вот и в Орске цыганка, помнишь, что тебе тогда говорила? Не напрасно ведь. Не правда ли, дорогая моя?

— Твоя правда, Маша.

В комнату входил только что приехавший Василий Васильевич, и сестры прекратили разговор на эту тему.

ГЛАВА 6 Роковое свидание

Свое слово Вогез действительно умел держать при любых обстоятельствах. Знал бы разве его иначе еще с юности весь Союз — шестая часть суши, как человека делового, надежного, твердого, умевшего в любой, даже самой, казалось бы, безвыходной ситуации, в том числе угрожавшей его собственной жизни, непременно выполнять все свои обещания.

«Вряд ли», — ответил он мысленно сам себе, весьма довольный найденной неожиданно формулой. Другое дело, он конечно же, как и все смертные, не всегда торопился с выполнением взятых на себя обязательств. Но помнил о них постоянно.

«Как же так получилось, — стал мучительно вспоминать Вогез, — что в нынешнем случае изменил своей многодесятилетней практике, своему обычаю? Почему не сей раз, забыв все и обо всем, вдруг перешагнул через самого себя, задумал наступить на горло собственной песне? Зачем решился продать эту мучавшую, особенно по ночам, святую икону с прожигающими насквозь, как гиперболоид инженера Гарина, глазами Иисуса? С какой стати не поверил своему внутреннему голосу, подсказывавшему совершенно другое решение, иное поведение? Его, Вогеза, поведение, связанное с запечатленным древним художником, устремленным, может быть, даже в космос, а возможно, и в загробный мир, и черным, как вечность, взором вседержителя? Что мешало тому, чтобы святой лик оставался на даче в Жуковке? Прошло бы достаточно времени, а потом открылся бы да и вернул хозяевам. Причем досконально проверив, на самом ли деле они таковыми являются или, может быть, это, как всегда, „лажа“?»

«Неужели я такой жадный? Неужели жаба заглушила во мне рассудок? — подумал он, ругая и проклиная себя одновременно. — Ведь все знают, я всегда был выше этого, считая, что деньги — пыль, мусор. Потому и держал за кадык тысячи тех, кто не мог, а может, и не пытался преодолеть этот барьер, крысятничал, врал, выкручивался, лицемерил…»

Нет, сутягой, стяжателем Вогез не был никогда и не будет. Кто так о нем подумает, дня не проживет. Это знают сегодня если не все люди из его окружения, то очень многие, и даже далеко за пределами этого круга.

«Тогда что же? Что же толкнуло меня на все это? Нечистая сила какая-то, что ли? Дьявольщина настоящая…

Опять Албанец? — молнией мелькнула в голове Вогеза заставившая содрогнуться, давно мучавшая его мысль. До этого он гнал ее от себя, а вот только теперь осознал истинную ее ценность и правоту. — Лишь бы не опоздать, сделать правильные выводы для себя, а там хоть трава не расти. Будь, что будет.

Да, именно Албанец вначале уговорил меня на эту встречу, а потом сам же и сказал, чтобы я не верил в сказки о фамильной иконе и бабушкиных ценностях. А как не верить? Ведь как только привез ее к себе на дачу, в тот же день по совершенно странному обстоятельству попал на прием к известной в Москве гадалке, которая снимала порчу, сглаз, предсказывала будущее и творила многие чудеса, о которых слухи ходили самые невероятные. Это тебе не Чумак какой-нибудь, не аферистка, как люди сказывали. Вот чудо-то и произошло. А так бы ни за что не поверил.