Семейная тайна

– Боже, Андрей, перестань, – через силу усмехнулась Александра. – Я говорю о том, что двадцать лет назад ты выбрал отказаться от… нас, но остаться в санатории. Тогда мне казалось, что ты поступил как беспринципный карьерист, а теперь я понимаю, что…

– Постой! – резко оборвал ее Андрей.

Он схватил ее за запястье, заставляя остановиться, резко развернул к себе, всматриваясь в ее глаза:

– Я никогда – слышишь ты? – никогда не отказывался от нас. Это ты решила остаться в Америке и порвала со мной!

Они стояли посреди главной аллеи, тяжело дыша, напряженно глядя друг другу в глаза.

Мимо то и дело сновали люди – персонал санатория, пациенты из тех, кому разрешалось выходить на улицу, навещающие…

Александра ловила на себе любопытные взгляды – еще бы: всем, конечно, было чертовски интересно, с какой это посторонней бабой выясняет отношения главврач «Владимирского»?! Разведенный, одинокий, положительный, он, наверно, слыл тут первейшим женихом, и внезапное появление Александры внесло сумятицу в стройные ряды заинтересованных в Новикове женщин.

До Саши донеслись сдавленные смешки и перешептывания, но она не обратила на них внимания. Все это сейчас не имело значения, потому что Андрей произнес нечто такое, что переворачивало с ног на голову все ее представление о прошлом.

– Зачем ты врешь? – сдавленным шепотом произнесла она.

Андрей коротко оглянулся по сторонам, тоже заметив нездоровый интерес окружающих к их паре, потом дернул Сашу за руку:

– Пошли! Надо поговорить!

Он тащил ее за собой через идеально подстриженный газон, пригибая голову, пробирался под разросшимися липами, несся на всех парах мимо цветущих кустов шиповника. Саша дважды оступилась – ее строгие черные туфли совершенно не подходили для подобного бега с препятствиями!

Андрей увлек ее за собой в самый отдаленный угол парка, и вскоре она поняла, куда он ее ведет.

Новиков втащил ее за собой в старую, полуразрушенную беседку.

Здесь не было ни души. Лишь нагретый за долгий летний день воздух, казалось, густо струился в пространстве. Да оглушительно стрекотал кузнечик где-то в траве…

– Я никогда не отказывался от нас, слышишь ты или нет? – повторил Андрей, начиная с того же места, где они остановились. – Никогда! Не знаю, что ты себе надумала…

– Ты лжешь! – почти спокойно констатировала она.

За время, потребовавшееся им, чтобы дойти до беседки, ей удалось хоть немного взять себя в руки.

– И я не понимаю, зачем… Ведь прошло уже столько лет, и все это не имеет никакого значения. Нам обоим известно, что мой отец тогда пригрозил тебе выставить тебя из санатория, если ты не откажешься от наших отношений, и ты…

– Чушь! – вдруг яростно выкрикнул Андрей и обрушил тяжелый кулак на шаткие перила. Из-под деревянной окантовки посыпалась на пол какая-то прелая труха. – Кому это известно? Может быть, тебе? Лично я впервые об этом слышу. Я даже не видел твоего отца в тот вечер.

Саша в смятении шагнула назад, оступилась и рухнула на скамейку.

– Как? – сдавленным голосом произнесла она. – Но ты же сказал, что говорил с моими родителями…

– Этого я и не отрицаю, – раздраженно подтвердил Андрей. – Если быть точным, не с родителями, а с матерью. В тот вечер она позвонила мне в общежитие, на вахту, попросила, чтобы я срочно приехал. Я думал, что-то с Алексеем Михайловичем, раз он не звонит сам, и примчался, как только смог. Твоя мать уже ждала меня на платформе, ходила туда-сюда. И я понял, что случилось что-то на самом деле ужасное – в жизни не видел, чтобы Лидия Сергеевна находилась на улице одна в такой поздний час. Она поблагодарила меня за то, что приехал, и рассказала все. Про Америку. Про то, что через неделю у тебя самолет, что ты мечтала об этой поездке многие годы, старалась, работала ради этого. Что ты очень хочешь лететь, но боишься, что я не смогу тебя понять, разочаруюсь, брошу… Я совершенно охренел от всего этого. Я же ничего не знал, для меня эта Америка была как обу-хом по голове. Твоя мать… Она утешала меня, просила не сердиться на тебя: ты, мол, слишком боялась мне сказать. Она сказала тогда: «Андрей, я полагаюсь на тебя. Если ты по-настоящему ее любишь, ты должен ее поддержать, успокоить, сказать, что, когда она уедет, все между вами останется по-прежнему. Ты будешь ждать ее столько, сколько потребуется. Она, конечно, будет протестовать, уверять тебя, что не хочет ехать. Но мы же с тобой знаем, как на самом деле обстоят дела. Она мечтала об этой поездке всю жизнь, и, если сейчас откажется, пожертвует ею ради тебя, она никогда потом не простит ни тебя, ни себя. Андрей, вы ведь только начинаете жизнь, а эта поездка будет всегда стоять между вами. Не допусти этого. Пускай она едет – в конце концов, это всего два года, вы все еще наверстаете!»

Саша слушала его как оглушенная.

Не было сомнений, что Новиков говорил правду.

Так похоже имитировать речь ее матери он бы не смог, Александра буквально узнавала знакомые интонации. Но – господи! – это значило, что мама нарочно все это подстроила.

Зачем?

– И ты поверил, – глухо произнесла она. – Ты ей поверил?