Семейная тайна

Фадеичев выглядел виноватым. В конце концов, это он втянул директора в историю с филиалом.

— Это же ерунда! Мы не скрывали от министерства своих мотивов. Филиал взяли временно. Они, что там, с ума посходили?

Фадеичев пожал плечами:

— Сила солому ломит. Увеличат план, и адью… Изволь выполнять.

— А это мы еще посмотрим, скорректируют они или нет, — отвечал Беловежский.

Год назад, в кабинете и. о. начальника главка Трушина, он отказался от корректировки плана — в сторону уменьшения. Теперь у него есть все основания, чтобы отказаться от корректировки плана — в сторону увеличения. Он будет отстаивать свою позицию. Если понадобится, перед самим министром.

…Когда через две недели на завод пришел новый вариант плана, Беловежский, положив его в конверт, запечатал и отослал обратно Трушину. Без комментариев.

После чего стал ждать вызова в Москву, на коллегию министерства. К нему вновь вернулось прежнее, тревожное настроение — предощущение надвигающегося боя.

___

Профессор Ярцев снял очки (раньше говорили — роговые, сейчас не говорят, оправу делают из пластмассы, однако выглядит она лучше, красивее, чем прежде), потер переносицу, задумался. Свет из окна просвечивал тонкую дужку очков. В нежно-бежевой глубине проступала запрессованная внутри тонкая и прочная металлическая основа. «Зачем это понадобилось — запрессовывать, если пластмасса по прочности уже не уступает металлу?» Этим пустячным вопросом Ярцев хотел себя отвлечь от другого, более важного вопроса: что будет с фирмой «Эврика»? Минуту назад его рабочий кабинет покинул Евгений Сычев, заместитель директора по общим вопросам. Говорил азартно, доказывал: у фирмы отличные перспективы.

Несколько лет назад, когда вопрос о внедрении в промышленность научных разработок встал особенно остро (подсчитали, что в дело идет не более двадцати процентов и ужаснулись), по всей стране стали создавать общественные конструкторские бюро. К Ярцеву явились «комсомолята», как он ласково называл своих молодых помощников, предложили создать при институте нечто вроде общественного хозрасчетного объединения, куда бы вошли молодые ученые и конструкторы, добровольно взявшие на себя нелегкий труд внедрения достижений науки в производство.

Между Ярцевым и Сычевым, возглавлявшим в то время институтскую комсомольскую организацию, состоялся исторический диалог, напоминавший игру в вопросы и ответы.

Ярцев:

— Не пострадает ли основная работа?

Сычев:

— Ни в коем случае… Трудиться на «Эврику» будем только в нерабочее время.

— «Эврика». Это что — название фирмы?

— Угадали.

— Раз хозрасчетная, значит, работать будете не бесплатно?

— Конечно, нет. Мы живем при социализме. Каждому по труду.

— А кому по шее? Мне?

— Не совсем так. Мы хотим создать фирму при райкоме комсомола. От вас ждем поддержки и научного руководства. Будем работать по хоздоговорам, официально заключаемым с предприятиями.

— Есть уже желающие?

— Сколько угодно. Только свистни.

— Так… Что нужно фирме, чтобы начать работать?

— Ничего. Ни рубля денег. Ни одного гвоздя. Ни одного квадратного метра производственной площади. Правда, парочка кабинетов нам потребуется, райком обещал помочь.

Ярцев задумался. По существу, на его глазах рождался новый принцип организации научно-исследовательских и внедренческих работ. Как к этому отнестись? По многолетнему своему опыту он знал, что каждое новое дело, каким бы оно на первый взгляд ни казалось привлекательным и перспективным, неизбежно обречено на долголетний, болезненный, чреватый опасностями процесс приживления, уже в силу того, что оно новое. А тут еще деньги! С другой стороны, как можно требовать от них, чтобы они делали огромную и общественно полезную работу «за бесплатно»?

Ярцев прошелся по кабинету, остановился возле Сычева. Посмотрел в его лицо, узкое, заросшее рыжеватыми волосами (комсорг носил усы и бороду, придававшие ему явно не комсомольский вид), сказал:

— Сильны ребята. Вон ведь как тонко все рассчитали! Старик на всех перекрестках кричит о малом проценте внедрения научных разработок. Тут мы ему и подсунем «Эврику». У него рука не поднимется перечеркнуть проект. Так ведь?

Между усами и бороденкой комсорга родилось подобие улыбки.

— Так вот мое решение. Сбреешь, Сычев, свою поповскую бороденку, тогда поддержу!

Сычев на месте подскочил от радости:

— Поддержите?

— Поддержу.

Сычев потоптался на месте, не зная, как выразить свою благодарность, потом выскочил из кабинета. Через секунду в дверной щели снова появилась его голова.

— Хочу уточнить. А усы можно оставить?

Ярцев вздохнул:

— При одном условии. Если они не будут мешать работе.

Усы, уменьшенные в размерах и аккуратно подстриженные Сычевым, не помешали. Для благодарственных писем отвели специальный ящик. Его открывали только для того, чтобы положить туда новые отзывы. Но сегодня у Ярцева мелькнула мысль: недалеко время, когда благодарственные отзывы потребуются для объяснений. Для оправданий. Как аргументы в споре, может быть, безнадежном.