— Да нет… Отвечает-то он сам. Помнишь ленинские слова: «Дальше абсолютно необходимого минимума коллегиальность не должна идти…» Вот она и не идет. Помогает министру разобраться в делах. Установить, кто прав, кто виноват.
— Ну, это не трудно. Вот меня вызвали на коллегию именно потому, что заранее сочли — виноват. Считали бы, что прав, не позвали бы. Что же тут разбираться?
— Не робей, — засмеялся приятель. — Главная твоя задача — произвести хорошее впечатление на министра.
— И на коллегию?
— Да, и на коллегию.
— Ничего себе задачка, — поежился Беловежский и направился к внезапно раскрывшимся дверям зала. Встречным курсом с другого угла площадки двигался Хрупов. На его темных худых щеках играли желваки.
Отчет привольского завода обсуждался в конце заседания. После Беловежского слово взял и. о. начальника главка Трушин. Вновь, как когда-то, Беловежский подивился его сходству со своим отцом. Нет, не внешнему. Отец подвижный, суховатый. Трушин ширококостный, грузный. А говорили одинаково веско, безапелляционно, словно давным-давно открыли для себя законы, управляющие всем сущим, объявив себя их хранителями и толкователями. Позиция довольно выигрышная. Она как бы отделяла их от других людей и возвышала над ними. Холодно-властные, они были уверены в своей непогрешимости. Что им еще оставалось, как не сокрушать каждого, кто осмелится посягнуть на их непогрешимость?
— В последнее время было модным… вон даже иные газеты это оправдывают… нарушать закон. Нас убеждают, что хозяйственник, чтобы выполнить план, может, чуть ли не должен прибегать ко всяким противозаконным ухищрениям. Ловчат, левым путем приобретают материалы и оборудование, задабривают поставщиков, подмазывают, выплачивают в нарушение существующих правил всякие там надбавки и премии.
— Это — безобразие! — резко произнес министр. — Мы будем со всем этим решительно бороться. Умение руководить в том-то и заключается, чтобы находить законные пути к цели.
— Вы совершенно правы, Сергей Михайлович! А вот на привольском заводе дошли до того, что отменяют государственные задания, в нарушение существующих норм и правил вводят свои, местные, бросают на ветер народные деньги.
Беловежский поднялся.
— Что? Это действительно так? — отрывисто бросил министр.
Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга — министр и директор. Оба были молоды, относительно, конечно. Молоды для своих должностей. Они могли в одно время учиться в институте, скажем, Беловежский на первом курсе, а будущий министр — на пятом. Однако сейчас их разделяло нечто большее, чем пять лет… Беловежский представлял небольшой, по масштабам страны, завод. Сергей Михайлович — правительство страны. Дистанция между ними показалась вдруг Роману Петровичу такой огромной, что у него закружилась голова, как будто он стоял на краю пропасти, над самым обрывом… Он почувствовал, как язык у него во рту распухает и делается вяло-неповоротливым.
Издалека, с края стола послышался резкий голос Хрупова:
— Разрешите мне объяснить! — Хрупов поднялся.
— Что? Кто? Почему?
Министру объяснили: главный инженер привольского завода Хрупов.
— Что, Хрупов, к директору в адвокаты напрашиваетесь?
— Никуда я не напрашиваюсь. Высказаться хочу. Тут и. о. начальника главка нас всех пугает… А мне, признаться, не страшно. Что он имеет в виду? Если приказ о новой системе оплаты труда НТР, то подписал его я, а не директор. Его тогда на заводе не было. Значит, мне и держать ответ.
— Это верно, товарищ Трушин?
Не дождавшись ответа Трушина на вопрос министра, Хрупов обидчиво произнес:
— Раз я говорю, значит, так и есть. Вранья за мной не водится!
Министр нахмурился. Он был молодой министр и пока еще полагал, что его авторитету может быть нанесен урон одной невежливой фразой, сказанной подчиненным.
— А вы, товарищ Хрупов, не хорохорьтесь! Извольте спокойно и по-деловому изложить, что вы там натворили на привольском заводе. А вы, Беловежский, садитесь. Вам на этот раз повезло. У вас алиби.
Все засмеялись. Напряжение разрядилось. Будто издалека, распыляемый огромной кубатурой зала, донесся голос Хрупова:
— Наш эксперимент ставит своей целью…
— Вы нам о вашем эксперименте не рассказывайте, а лучше скажите, кто вам дал право без разрешения министерства… — прервал его и. о. начальника главка.
— Товарищ Трушин! Вы подаете плохой пример, — сказал министр. — Не мешайте Хрупову!
Трушин с трудом дождался паузы в речи главного инженера, веско сказал:
— Товарищ Хрупов приковывает наше внимание к второстепенному эпизоду. А речь идет о гораздо более серьезных вещах. О манкировании государственным планом, об отказе подчиниться указаниям вышестоящих инстанций. Дело доходит до того, что директивы министерства возвращают обратно.
Наверстывая упущенное, Трушин быстро перечислил многочисленные грехи руководителей привольского завода.
Беловежскому стало жарко, душно. Он пальцем рванул ворот рубашки под галстуком, маленькая пуговица оторвалась и покатилась по полу.