Семейное дело

Прозвучало заявление фантастично, однако Василий Данилович не давал повода сомневаться в себе, и потому высокое руководство замерло в недоумении.

— Э-э…

— На объекте введён жёсткий «сухой закон», — доложил Пихоцкий, поняв, о чём собирается спросить шеф. — Начальник охраны относится к его соблюдению предельно серьёзно, я лично устраиваю внезапные проверки, в том числе — по ночам, — и гарантирую, что рабочие не пьют.

— Хм…

Анисим посмотрел на Эльвиру. Та улыбнулась, открыла было рот, чтобы озвучить какое-то предположение, но не успела: вдалеке резко, словно раненый, взревел двигатель экскаватора, раздались крики, возможно — боли, кто-то громко выругался, а подбежавший работяга завопил:

— Скорее сюда! Скорее! Там!

— Что?!

— Там!

* * *

— Где?

Молчание.

— Где, я тебя спрашиваю?

— Молчание.

— Где результаты?

Тишина.

— Ройкин?

— Да, Иван Севастьянович? — печально прогундосил опустивший глаза опер.

— Тебе стыдно?

— Очень, Иван Севастьянович.

А что он ещё мог сказать?

Аудиенция у начальника озёрской полиции — это вам не лобио кушать, это процесс длительный и не самый приятный. Это значит, нужно готовиться к суровому и беспощадному, как сама жизнь, разговору, результат которого известен заранее: ты будешь назначен за всё происходящее ответственным дураком и козлом отпущения и вообще — назначен, потому что позвали, и настала твоя очередь, в общем. Потому что начальство не любит отсутствия результатов, а именно этот «подарочек» Дима «отцу родному» и приготовил. И не просто, как выяснилось, приготовил, а подал на красиво украшенном блюде в присутствии вышестоящих должностных лиц. Но об этом несчастный старлей пока не знал.

Полковник тигром обошёл замершего посреди комнаты опера, фыркнул в усы, опять же — как тигр, — уселся в кресло и, чуть сбавив обороты, осведомился:

— Ройкин, ты понимаешь, что у нас впервые за три года случилось убийство?

— Никак нет, Иван Севастьянович.

— Такой тупой, что не понимаешь?

— Не убийство, Иван Севастьянович.

— Опять будешь рассказывать, что эксперты признали произошедшее несчастным случаем?

— Так точно.

— Давай без формализма.

— Слушаюсь.

— Ройкин?

— Извините, Иван Севастьянович.

Полковник поморщился, изучая одухотворённую исполнительностью физиономию опера, вздохнул и поведал главную причину своего неудовольствия:

— Эксперты, эти черти очкастые, сообщили, что Коряга… Тьфу… Корягин, в общем… — Необходимость назвать всем известного бродягу по фамилии сбила начальника полиции с толку. — В общем, эксперты сообщили, что Корягин не смог бы так насес… усес… Тьфу! — Полковник поднёс к глазам лист бумаги, нашёл в отчёте нужное место, но зачитывать его не стал, а просто уточнил: — В общем, не смог бы Коряга оказаться в той позе, в которой мы его нашли. Если бы он, как сказано в первоначальном отчёте, оступился и упал на острия прутьев, то, во-первых, сел бы лишь на один кол, а не три; а во-вторых, не получил бы сквозного ранения, а их у него два. Другими словами…

— С ним был кто-то, и этот кто-то помог Коряге насадить… наткнуться…

Ройкин тоже не знал, какое слово следует использовать в данном случае. И почти сразу пожалел, что перебил полковника.

— Филолог в прошлом?

— Никак нет.

— Сам вижу.

Несколько секунд полицейские смотрели друг на друга, после чего начальник полиции хмуро продолжил:

— Это означает, старший лейтенант Ройкин, что в нашем городе произошло убийство. Хладнокровное, жестокое, продуманное.

— Так точно…

— Я ведь сказал: без формализма!

Широкая ладонь полковника опустилась на столешницу с такой силой, что Дима вздрогнул.

— Извините.

— Заткнись!

— Слушаюсь.

— Отчёт экспертов уже известен в области, и я там как раз был, докладывал о «несчастном случае»… — Полковник хмыкнул. Старлей понятливо промолчал. — В общем, генерал потом долго смеялся.

— Ясно.

— Когда орать перестал.

— Тоже ясно.

— А я не люблю, когда надо мной смеются.

— Я ведь на отчёт ориентировался, Иван Севастьянович.

— Должен был проявить профессиональную смётку.

— Виноват.

— Заткнись.

— Слушаюсь.

— Так вот… — Начальник полиции обхватил себя за подбородок, помолчал и вернулся к спокойному тону: — Ты ведь сводки читаешь?

— Да, — кивнул Ройкин, послушно забыв «Так точно!».

— Видел, сколько трупов у нас образовалось за последние два месяца?

— Так ведь волки, Иван Севастьянович.

— Волки — это волки, а трупы — это трупы. Генералу пофиг, откуда у нас мертвяки берутся. Он смотрит на показатели и видит, что у нас смертность. И ему это не нравится… — Полковник посмотрел оперу в глаза. — А тебе бы понравилось?

— По мне, чем меньше смертность, тем лучше, — не стал скрывать Ройкин. — Работы меньше. — Пауза. — И по шее тоже…

— Бездельник.

— Гуманист.

— Ты чего разговорился?

— Вы сами приказали: без формализма.

Полковник улыбнулся.

Ругался он на Диму всерьёз, но относился к нему по-доброму, покровительственно, и ценил за хватку. И потому не разозлился.

— Ты о Коряге эти дни даже не вспоминал, так?

— Мне сказали — несчастный случай, — пожал широкими плечами старлей.