Семейное дело

– Не смей говорить так о Володе! – прошептала она и зло поджала губы. – Ты судишь о нём, ни разу его не видев! Всё, что ты плёл о нём – ложь! Пусть даже это правда: твоя мать – неврастеничка, исковеркавшая всем жизнь!

Я не мешал ей. Это была бессильная ненависть загнанного человека, отчаяние любящей женщины, рану которой бесцеремонно расковыряли праздным любопытством.

Нина переждала гнев, села на диван и зябко укуталась в кофту.

– Думаешь, я раскаиваюсь? – проговорила она спокойнее. Она отрицательно повела головой. – Володя умер. Осталась я и его ребёнок. Ты или твоя сестра не имеете к нам никакого отношения. Узнав правду, ты ведь сразу подумал: молодая стерва окрутила старика. У тебя даже в мыслях не было, что люди могут просто любить друг друга. Потому что с детства он для тебя подлец, который бросил твою мать. А я вызвала тебя лишь только в память о нём! Потом всё получилось само собой! Но ты хоть честно отрёкся от него. А для этой жадной дряни он всегда был чужой. Если бы не необходимость, я бы тебя на пушечный выстрел не подпустила к его могиле. А её бы…

Завьялова по-мужски облокотилась о растопыренные колени и уронила на грудь голову. Она тяжело вздохнула, почти простонала и мелко отрицательно закивала.

– Если бы не она, Володя бы жил! – выдавила она сквозь зубы. – Почему одним всё и, как правило, законченным подлецам, – зло проговорила она, – а другие умирают, не прожив ни одного дня по-людски? А ведь и жена его, и твоя – да, какая она тебе сестра! – ногтя его не стоили! Он обслуживал их всю жизнь! Тратил свой талант на этих пустышек, которые считали, что он обязан им лишь за имя их отца и деда!

Нина вдруг странно посмотрела на меня, всё покачиваясь вперёд-назад. И от её блуждающего взгляда мне стало не по себе.

– А ты знаешь, что такое для меня ночь в этих стенах? – спросила она. – Ты видел старуху Лапшину тогда, после смерти? – Нина улыбнулась так, что волосы зашевелились у меня на голове. – Они снятся мне каждую ночь. Все! И Вера твоя! И Володя! – Она обхватила голову. – А ведь сначала я хотела приручить Володю! – Она снова дико зыркнула на меня. – Когда он в день её смерти ко мне приехал, я так и подумала, что надо лишь подождать! Дря-я-янь! Ой, дря-я-янь!

Затем, когда её тихая истерика закончилась, она рассказала мне об их с моим отцом жизни. Минутами казалось, что она разговаривала с собой – ей нужно было выговориться. По убеждению Нины, «Володю» погубил тесть: если бы, зная всё, он остановил мальчишку, жизнь Володи сложилась иначе. Без тестя он не стал бы тем, кем был, но он бы честно делал своё дело, а не доказывал себе и другим, что может то, что ему не нужно. Но Чаев не хотел дочери такой судьбы и «слепил» ей мужа, каким он его видел.

Я слушал Нину и думал, что одни и те же события мы видим по-разному. Не знаю, права ли Нина, по-женски считая, что мой отец довольствовался бы малым и был бы счастлив, или прав Пашин, утверждая, что Владимир Дмитриевич Орловский исполнял «свой долг перед обществом». Думаю, отец был слишком честолюбив, чтобы прозябать в дыре. Поэтому делал то, что считал важным. А вот что теперь делать мне, я не знал.

В коридоре затопали соседи. За стеной зашёлся плачем грудной ребенок. За окном вовсю шумел день. Нина устало посмотрела на меня.