Семейное дело

– Не хочешь сдавать свою подружку? Ладно! – начал я. – Тогда я расскажу, как всё примерно представляю. Сначала проясним. Из ментовки я не бежал. Нашлись свидетели, которые видели меня дома в день убийства Веры. Теперь, по сути. После того как Завьялова сказала тебе, что я в Москве, а что это она тебе сказала – точно, иначе ты бы не полез за фотографиями, о которых я же ей рассказал, ты поспешил сюда еще раз проверить, не осталась ли в квартире какая-нибудь зацепка, указывающая на связь Нины и моего отца. Предысторию рассказывать не буду, ты её знаешь! Ты не ожидал увидеть меня здесь прошлой ночью. А потом, когда отделал меня и получилось так, что я сам себе вызвал ментов, ты решил, что я надолго застрял у них. Тогда ты снова примчался сюда. Понимая, что рано или поздно меня отпустят. Убил ли ты Лапшину или она умерла сама – не знаю. Лапшина единственная знала, что Завьялова или ты могли свободно войти в квартиру, напечатать письмо Вере и расправиться с ней. Более того, она заявила, что якобы видела мою подпись под письмом, и Вера якобы показывала письмо ей. Хотя на дух Веру не переносила! Купили вы старуху или запугали – не важно. Скорее – первое. Лапшина перебивалась на пенсию. А если бы ваше дело выгорело, ей тоже что-нибудь перепало. Тогда как от Веры она не получила бы ничего. Зачем вы расправились с Верой и ваших ли рук это дело, не мне судить. Хотя, думается, что ваших. Вот только не пойму, зачем? Зачем вы с Завьяловой вообще полезли в эту историю?

Мне показалось, что незнакомец потерял сознание, – он не шевелился, – я ногой осторожно коснулся ковра, в который он был завёрнут. Мужчина открыл глаза.

– Ментам всё равно, кого сажать – тебя или меня! – продолжил я. – Теперь, скорее всего, всё-таки тебя! Ключ от чужой квартиры, нападение на хозяина, куча других вопросов. Ты можешь, конечно, заявить, что мы лучшие друзья и просто подрались, Завьяловой ты не знаешь. Только помни, что девушку убили и лучшего кандидата в убийцы, чем ты, милиции не найти. Я расскажу о Нине. Кто-нибудь на работе отца припомнит что-нибудь про бывшего редактора и его сотрудницу, на что раньше не обращали внимания. На даче её тоже наверняка видели. И может, даже в день смерти Веры. Так что соображай.

Какое-то время в комнате слышалось лишь пошмыгивание разбитым носом. Я решил, что он ничего не скажет, чтобы не выдать Нину, и направился к телефону.

– Стой! – негромко окликнул он, когда я был уже в прихожей. Через отражение в зеркале я посмотрел на него. – Нина беременна от твоего отца. Я её брат, – проговорил он и откинул голову на подушку.

Я вернулся в комнату и опустился на стул. Само по себе заявление не показалось мне невероятным. В эту минуту я подумал, что будущий ребенок придётся мне братом или сестрой, и, честно говоря, что-то дрогнуло у меня внутри. Понять это может человек, у которого нет никого из близких.

Это потом уже я пытался осмыслить, как женщина решилась расправиться с сыном своего мужчины. Впрочем, история мачехи и ненавистного пасынка стара как мир. И всё же в жилах её ребенка и моих текла одна кровь.

– Больше я тебе ничего не скажу! Ты и этого не докажешь! Только отца измажешь и испортишь всем жизнь! – прогнусил он. – Остальное твое дело! Поступай, как знаешь! Развяжи меня! Руки затекли и башка кружиться, – он нетерпеливо пошевелился.

– У меня тоже башка кружиться, – ответил я и пошёл из комнаты.

21

Было начало пятого. Поливальные машины умывали тротуары. Пахло прибитой пылью. У меня было странное ощущение нереальности происходящего – уже светло, но город словно вымер – ни души. Тогда я еще не знал всех подробностей этой истории. Я шёл и думал о том, что случилась банальная грызня маленьких злых людей за чужое добро, кто-то оказался злее и ловчее, а в итоге всё досталось мне. Нужно лишь уладить формальности и забрать «своё». Помню облегчение от сознания, что все опасности позади; помню ощущение уверенности и превосходства от того, что я получил то, о чём другие только мечтают: состояние и имя отца, что подразумевало связи и новые возможности. И все же что-то мешало мне насладиться удачей. Я не хотел идти по пути, пройденному другим, по пути, о котором я тогда ничего не знал.

Дверь в коммуналку Завьяловой была приоткрыта. Я вошёл.

В комнате горел уже бесполезный свет торшера. Нина курила, притулившись у открытого окна, откуда, очевидно, она увидела меня на улице.

– Закрой двери. Соседи вернулись, – не оборачиваясь, сказала женщина.

Я закрыл и, засунув руки в карманы брюк, уставился на Нину. На ней был знакомый халат с рыбами. Собранные в буклю золотистые волосы открывали затылок.

– Ваш брат у меня в квартире. Я его связал, – сказал я.

– У меня! – повторила она со злой насмешкой и поёжилась. – Что тебе? Что пришёл то? – враждебно спросила она. От былого радушия не осталось следа.

– Расскажи, как всё было.

Нина вскинула голову – моя фамильярность покоробила её – и отвела взгляд.

– Ты сам всё рассказал позавчера.

– Почему вы убили Веру?

– Она получила своё.

– И отец?

На лбу Нины проступила вена.