Семейные обязательства

Яблони здесь были повсюду. У дорожек деревья хотя бы иногда подпиливали, а ближе к ограде они разрослись настоящей чащобой, впору заблудиться. Свежий кисловатый запах спелых яблок окутывал все поместье, тяжелые ветви гнулись к земле, казалось, прошепчи — «спаси меня, яблонька, от бабы Яги!» и ветки наклонятся, скроют от всех напастей.

Элиза сорвала ярко-алое яблоко и с хрустом откусила кусочек. Брызнул неожиданно сладкий сок.

«Так, наверное, девица в лесу хрустела яблочком от колдуньи…» — грустно усмехнулась Элиза. Но в глазах не темнело, засыпать мертвым сном Элиза не собиралась, а яблоко было просто яблоком.

Она вышла из зарослей обратно к аллее, присела на ажурную кованую скамеечку и глубоко вздохнула. Наверное, здорово было Пьеру играть в этом парке…

Элиза вздрогнула, услышав хруст гравия — кто-то шагал в ее сторону. Она встала и сделала пару шагов навстречу. Солнце стояло высоко над усадьбой и светило Элизе в глаза. Она прямо на свет, в ярких, горячих лучах. Смотреть было трудно, она сощурилась, приближающийся человек стал черным силуэтом, размытым в закипевших слезах. Элиза отвернулась, несколько раз моргнула, смахивая слезы…

— Здравствуйте, Элиза, — сказал жених, целуя ей руку, — как вам усадьба?

— Здесь очень мило, — тихонько, чтобы голос не сорвался, ответила она. — А как ваша поездка?

— Все в порядке, благодарю за беспокойство. Надеюсь, вам здесь понравится.

Пьер слегка замялся, глядя на Элизу. Она отвернулась — скрыть слезы от яркого солнца и (за что ей еще и это?!) чтобы не чувствовать тошнотворного запаха его туалетной воды.

— Простите, что прервал вашу прогулку, — продолжил Пьер через несколько секунд. — Нам нужно поговорить. Пожалуйста, пойдемте в мой кабинет.

Кажется в его голосе — сочувствие? Неужели? Тебе точно не показалось?

Они вошли обратно в дом. Букеты в гостиной уже заменили, теперь в вазах стояли несколько белых гортензий. Не слишком изящно, но слуги явно постарались угодить будущей хозяйке.

Элиза грустно усмехнулась про себя.

Кабинет Пьера находился на втором этаже. Небольшое помещение, все стены заставлены книжными шкафами, по центру — резной письменный стол, покрытый светло-зеленым выцветшим сукном с тусклыми, до конца не выведенными пятнами чернил. На нем в кажущемся беспорядке разложены стопки бумаг, в массивном письменном приборе рядом с карандашами в стакане стоит миниатюрный стилет с витой рукоятью.

На углу лежат счеты, ровно по линии сукна — видимо, ими давным-давно не пользовались.

— Присаживайтесь, пожалуйста, — Пьер подвел ее к диванчику у стены. Отошел к окну, чуть постоял, вернулся к Элизе, сел рядом и взял ее за руку.

Она только глаза распахнула от удивления.

— Елизавета Павловна, я должен перед вами извиниться.

Элиза удивленно вскинула на него взгляд и, наверное, впервые посмотрела на жениха не как на объект насмешек или проблему, а просто — на человека. Увидела высокие острые скулы, серые глаза, раньше казавшиеся бесцветными, высокий лоб, прикрытый светло-русой прядью волос и синеватую тень усталости на веках.

Она смутилась и опустила голову. Наткнулась взглядом на его сапоги, припорошенные дорожной пылью.

— Пожалуйста, Елизавета Павловна, выслушайте, — негромко попросил он. — Я только что прискакал из Гетенхельма, разбирал там бумаги… Неважно. Важно совсем другое. Идиот и бездарность не ваш отец, Павел Николаевич, а я. Простите меня за те резкие слова, я очень виноват перед вами обоими.

— Я н-не понимаю, — пролепетала Элиза.

Он встал, налил стакан воды и подал ей. Пристально посмотрел в ее глаза.

— Ваш отец пожертвовал собой ради вашего будущего, — веско сообщил ей Пьер. — Я им восхищаюсь.

У Элизы перехватило дыхание. Слезы покатились сами — не страшной волной истерики, как вчера, а светлым облегчением боли. Она могла дышать и говорить, но молчала.

— Павел Николаевич Лунин стал государственным преступником ради гражданской казни и конфискации. Так были списаны все его долги. Понимаете? Да он гений, — горячился Пьер, меряя шагами кабинет. — Он нашел дыру в имперских законах и сумел ею воспользоваться!

— Подождите, — окликнула она, — вы можете объяснить? Что вы узнали?

Пьер подошел и снова сел рядом с ней. Начал медленно, как если бы объяснял ребенку что-то сложное:

— Послезавтра истекает крайний срок платежа по его основной закладной. Платить, как я понимаю, нечем. В этот же день началась бы процедура банкротства, и обязательства по долгам перешли бы на его ближайшую родню, то есть на вас. Даже если бы он пропал или умер, вы все равно были бы обязаны отдать все. Но вашего приданого недостаточно для полной выплаты.

— И долги Луниных разорили бы еще и вас, — закончила за него Элиза.

— Нет. Это было бы неприятно, но не критично. Видимо, Павел Николаевич не хотел, чтобы вы начинали семейную жизнь без приданого и с долгами. И решил проблему. В статуте о гражданской казни есть формулировка: «никто не может ему наследовать», а наследуют не только имущество, но и обязательства.

— Вот почему он не дождался нашей свадьбы, — прошептала Элиза. — Нужно было успеть до срока выплаты.