Семейные обязательства

Она читала имена на конвертах с соболезнованиями и бросала их в огонь. Толстая бумага горела плохо, особенно когда в камине скопилась достаточно большая стопка. Элиза пошевелила письма кочергой, закашлялась от едкого дыма, зато пламя заплясало веселее.

Она взяла следующий конверт и удивленно хмыкнула. Это было обыкновенное письмо. Без траурной рамки, простой пакет. «Петру Васильевичу Румянцеву, собственный дом». Вместо обратного адреса — размытая печать.

Элиза на секунду задумалась — сжечь, не читая? Все-таки чужие тайны…

Рука сама потянулась к ножу для бумаги.

«На ваш запрос от седьмого октября сего года направляю копии обоснований для перечисления денег из императорского благотворительного фонда»

В конверте лежало несколько приказов, переписанных профессиональным канцелярским почерком. На каждом из них в правом верхнем углу стоял штамп: «копия верна» и крючковатая подпись архивариуса. Видимо, это те самые «скучные бумаги» с которыми работал Пьер. В основном это были документы о церковной благотворительности — столько-то на приют при монастыре, столько-то на раздачу еды нищим…

Элиза равнодушно читала о перечислении денег на школы и больницы для бедняков. Это было лучше соболезнований.

«Получатель — Елизавета Николаевна Лунина» значилось на одной из бумаг.

Что?!

Элиза медленно, несколько раз прочитала копию распоряжения.

В Гнездовское отделение имперского банка на имя Елизаветы Николаевны Луниной уже двадцать лет в начале марта перечислялись деньги.

Основание — распоряжение кавалергарда Георга фон Рауха от имени императрицы Изольды.

Ее покойной тетке раз в год отправляли огромные суммы по распоряжению фон Рауха. Причем не в Империю — в Гнездовское княжество, за перевал. Элиза была единственной наследницей тетушки Елизаветы, но ее приданое даже близко не походило на эти богатства.

Однажды отец, когда был уверен, что Элиза его не слышит, выразил свое недоумение экспрессивным возгласом: «Ну охренеть теперь!»

— Ох-ре-неть, — негромко проговорила Элиза, покачивая в руке бумагу.

— Мрррря? — потянулась кошка на соседнем кресле.

Вошел профессионально-величественный дворецкий с траурной лентой на ливрее. Только по едва заметно покрасневшим глазам солидного господина можно было понять, что лента — не просто дань этикету. Слуги любили Пьера, а вот Элизу… Она кожей чувствовала, что некоторые из них полностью разделяют мнение Ангелины и считают ее виновной в смерти мужа.

— К вам посетитель, госпожа, — сообщил дворецкий. — Кавалергард Его Величества Георг фон Раух.

«Помянешь черта…», — фыркнула про себя Элиза.

— Пригласите господина кавалергарда, — сказала она вслух. Когда слуга вышел, Элиза быстро спрятала бумаги и конверт в потайной карман платья, а который раз помянув добрым словом новые веяния моды.

— Здравствуйте, Елизавета Павловна. Примите мои соболезнования, — поклонился ей невысокий, невыразимо элегантный господин.

«Какой умный мальчик…» — всплыло в памяти.

Стой.

Не сейчас.

Пьера больше нет. Никаких догадок, забудь. Твой муж мертв.

Тебе нужно думать о живых.

— Спасибо, господин он Раух. И спасибо, что пришли. Присаживайтесь.

— Извините, что не смог прибыть раньше и присутствовать на похоронах. Я был за пределами Империи. Госпожа Бельская передала вашу просьбу о встрече. Повторю ее слова — что я могу для вас сделать?

Элиза перевела дыхание. Поправила траурный головной убор, подняла голову и встретилась взглядом с глазами цвета жуткого пойла из пузатой пыльной бутылки. Вчера она пыталась заглушить боль алкоголем, и ничего хорошего из этого не вышло…

Кажется, кавалергард смотрит с сочувствием?

Неужели?

— Я прошу вас организовать мне встречу с отцом, — твердо сказала Элиза. — Он жив, содержится под стражей, — и повторила, четко и раздельно: — Я прошу о свидании с ним.

Лицо фон Рауха не изменилось. Только тень усмешки проскользнула где-то в глубине взгляда.

— Сударыня, вам не сообщали об его судьбе. Никому не сообщали, до полного выяснения всех обстоятельств дела. Откуда такая уверенность?

— Подслушала, — без тени смущения призналась Элиза. — Вы приезжали в имение Румянцевых и говорили с моим мужем. Я в этот момент стояла на балконе… и поняла его намек. Пьер, конечно, ничего мне не говорил, но тогда я всерьез задумалась — почему же вы не дали мне похоронить отца?

— Не буду отрицать, вы правы, — кажется, кавалергард был рад возможности сказать эти слова. — Его арест держался в тайне, на это были свои причины, сейчас они не важны. Только поясните, при чем тут похороны?