— Дочь моя, — как можно более ласково сказал отец Георгий, — вы правы, с бумагами я разберусь, не волнуйтесь. И никому о них не говорите, хорошо? Просто забудьте. А сейчас нужно помочь вашей беде.
— Пост, молитвы, исповедь и таинство Миропомазания, да? — шмыгнула носом Элиза. — Очиститься и принять Господа?
— Этот урок вы хорошо выучили, — с одобрением кивнул отец Георгий. — Идите к своему духовнику. Или в любой другой храм, где вам будет спокойно.
Кот Дымок за все время разговора так и не спрыгнул с колен Элизы. Он снова лизнул ее в щеку, жалея и поддерживая.
— Вы слишком много плакали, — охранитель по-отечески прикоснулся к ее плечу. — Отправьтесь в монастырь, дитя. Простая работа, пост и молитва помогут вам обрести покой в душе. Начнете с трудничества[6]
, а дальше — как Бог даст.Элиза почувствовала горячую волну, прилившую к щекам.
— Мне так стыдно, — сказала она, не поднимая глаз. — Я даже не подумала об этом… И уроки… Плохая я прихожанка.
— Ничего, — улыбнулся он. — Я напишу письмо настоятельнице обители Святой Елены, она позаботится о вас.
Элиза дернулась, как от удара. Щеки запылали еще жарче, дыхание перехватило, прилив сил, как от опасности, заставил ее выпрямиться.
— П-простите, святой отец, — сказала она прежде, чем успела подумать. — Обо мне и так слишком много… заботились. Ничего хорошего из этого не вышло. Не нужно. Спасибо вам за участие, спасибо за вашу доброту, за помощь… — Элиза говорила быстро, как будто боялась, что охранитель остановит ее, — но я постараюсь справиться с горем сама. Я все выполню, я приду к Причастию, но не нужно заботы!
— Жаль, что не смог помочь вам больше, сударыня, — отец Георгий почти скрыл разочарование. Оно прозвучало знакомой трещинкой в голосе, сожалением о невозможности приказа.
— Благословите, отче, — преклонила колени Элиза.
Проводив ее, отец Георгий долго смотрел на полученные бумаги — свидетельства воровства нескольких высших иерархов церкви. О них в папках, принесенных порученцем Архиепископа, не было ни слова.
Много лет назад полуоглушенный охранитель Жар-Птица так смотрел на вампира, не заметившего в своих потрохах полметра стали и несколько свинцовых пуль.
Пристально смотрел.
Выдирая кол из плетня.
Глава 13. Родительский долг
Это была, пожалуй, лучшая карета из всех, в которых Элизе доводилось путешествовать. На мягких рессорах, с новейшими каучуковыми шинами. Внутри горела небольшая жаровня, рамы окон и край дверей проклеены войлоком, защищая от злого осеннего ветра так хорошо, что внутри оказалось теплее, чем дома в гостиной.
Моросил промозглый дождь, вязкая слякоть хлюпала под копытами пары лошадей. Смотреть на дорогу не хотелось — серое небо, серо-зеленый лес с вкраплениями забрызганного грязью золота последних не облетевших листьев. Тоска…
Элизу слегка потряхивало. Не только из-за дорожных ухабов — рессоры с успехом сглаживали ямки и бугры. Ей было не по себе от странного, прежде неизведанного чувства.
Она что-то делает сама.
Не потому что так принято, не потому что так пожелал кто-то, имеющий право ей приказывать. По собственному желанию и разумению. Указывать на просчеты кавалергардам и ставить им условия — это вам не шторы для гостиной выбирать. Жаль, что на вопрос о муже ответ известен. Ее всеми силами постараются убедить в том, что Пьер действительно мертв.
— Господин фон Раух, — окончательно осмелела Элиза. — Простите, если задаю неудобные вопросы… Но… Почему отца не казнили? Я благодарна императору за милосердие, но — почему?
— Резонное недоумение, — кивнул он. — Павел Николаевич Лунин обязан жизнью вашему мужу и абсолютной бесчувственности канцлера Воронцова.
Элиза удивленно распахнула глаза.
— Как это? При чем тут Пьер?
Фон Раух открыл дверцу шкафчика в углу кареты. Там оказался небольшой, но весьма разнообразный бар. Он окинул взглядом пузатые бутылки, выбрал одну из них и разлил по стаканам густой коричневый напиток. Чуть скривился, достал высокий стакан и наполнил его чистой водой. Поставил на столик перед Элизой вазочку с орехами и темным шоколадом.
— Глотните, сударыня. Это ром.
Элиза покачала головой — пост! — и протянула руку к воде. Она оказалась холодной, от глотка по горлу разлилась приятная прохлада — очень кстати в теплой карете. Элиза немного расслабилась.
— Спасибо, — выдавила она слабую улыбку.
— Не стану вдаваться в детали… — осторожно начал кавалергард. — Я не убил вашего отца на месте исключительно потому, что очень хотел выяснить, кто еще состоял в заговоре. Но Павел Николаевич молчал на всех допросах. Применять пытки к дворянину из Золотой Книги Родов мы не могли, а на уговоры он не реагировал. Ровно до гражданской казни. Как только она состоялась — вполне мирно объяснил, что хотел таким образом списать с вас долги, а канцлера убивать и не собирался.
— Да, Пьер говорил об этом, — у Элизы защипало в глазах. — Он сказал, что отец гениально нашел прореху в имперских законах.