Семейные обязательства

— Замуж тебе надо, чего еще-то? — искренне удивился отец. — За хорошего человека, не вековать же. Приданое у тебя богатое, чай, не успел Пьер все спустить за пару месяцев. Плюс наследство его… Ты составишь прекрасную партию, только выбирай.

— Вы себя вообще слышите? — негромко спросила Элиза.

— Что? — вскинул глаза отец. Так же с недоумением он смотрел на детские картинки Элизы, когда лет в десять она пыталась научиться рисовать доспехи. По его мнению, девочке пристали цветы, в крайнем случае — птицы или фрукты.

— Вы. Себя. Слышите? — раздельно произнесла Элиза. И ответила сама, — видимо, нет. Так я объясню.

— Ты как с отцом разговариваешь?!

— Словами, — отрезала Элиза. — Вы, батюшка, обо мне уже позаботились. Сделали изгоем и прокаженной. Думаете, Пьер хотел на мне жениться? Ему всего лишь хватило чести исполнить обещанное. А потом всему Гетенхельму хватило верноподданнических чувств, чтобы чуть ли не плевать мне под ноги. Хорошо, я понимаю, вы совершенно не думали о том, как я буду жить с клеймом заговорщицы в глазах всей Империи. Вы не знали, что Пьер вызовет на дуэль любого, кто скажет об этом вслух. Вы понятия не имели, что из-за вашего покушения на канцлера я стану одинокой, всеми презираемой вдовой! Что такое судьба какой-то девчонки, когда на кону ваша честь?

— Что ты…

— Подождите, отец. Я не закончила. — Элиза только сейчас заметила, что почти кричит, и чуть сбавила голос. — Я все понимаю. Честь важнее дочери, а данное слово важнее счастья. Но больше «заботиться» вы обо мне не будете. Вы мой отец, и я люблю вас, но со своей жизнью я разберусь без вашего участия. Вы уже испортили всё, что могли.

— Ты… — Павел Лунин зло вздохнул, покачивая головой. Он явно хотел сказать что-то более резкое, но сдержался. — Неблагодарная ты девица. Это все канцлер, — удрученно пробормотал он, — все он, мерзавец. Задурил бабам голову, что им теперь всё можно — и вот, результат. Родная дочь так с отцом разговаривает…

Он тяжело и горестно вздохнул.

Элиза почувствовала укол совести. Отцу и так плохо здесь. Может быть, смириться? Покаяться, сделать вид, что слушаюсь?

Но слова было уже не остановить.

— Канцлер? — крикнула она. — Которого после вас до сих пор еле ходит? Он, значит, виноват? Даже когда вам помилование у Императора добывал?! Да я лучше к нему работать пойду, хоть бумажки писать, хоть кофе носить, да хоть курьером, все равно! Так лучше, чем жить с вашей «забоооотой» и слушаться вашей дури! Вот только не возьмет он меня на службу, да и никто не возьмет — я же Лунина, вдруг начну с ножиком на начальство кидаться?!

Отец зло и удивленно смотрел на нее.

Элиза задержала дыхание на несколько секунд.

— Бельские, кстати, живы-здоровы, — сказала она уже спокойным голосом. — Виктор фон Берген, князь Бельский, сейчас в Гнездовске, служит в страже простым следователем. Захочу — замуж за него пойду. Буду огород полоть, и супы варить. Или вдовой останусь. Одна кошка у меня уже есть, заведу еще десяток.

Какое-то время они молча смотрели друг на друга.

Павел Лунин горько усмехнулся:

— Порченая кровь. Связалась Лизавета не пойми с кем, вот и получилось… то, что получилось. Я думал, что сумел тебя воспитать, но, видно, кровь сильнее.

— Что? — непонимающе охнула Элиза.

— Я не твой отец, — устало сказал он. — Ты дочь моей сестры от случайного любовника. Мы с Еленой это скрыли, для твоего же блага, но ты теперь взрооослая, — он с сарказмом добавил: — са-мо-сто-я-тельная. Так что ничего ты мне не должна, племянница. Можешь забыть про глупого старика.

Элиза несколько раз открыла и закрыла рот. Потрясла головой, пытаясь скинуть наваждение. Сделала несколько шагов по комнате, развернулась на каблуках и решительно подошла к нему вплотную. Посмотрела прямо в глаза. Выдержать взгляд отца (дяди?) было на удивление легко.

— Неважно, чья во мне кровь, — четко, как будто давая клятву, сказала она. — Меня воспитали вы с мамой. Я — Елизавета Павловна Лунина, и останусь ей до конца дней. Вы — мой отец, и я вас люблю. Можете злиться на меня, можете отказываться. Я — не откажусь.

Павел Лунин долго смотрел на нее. Потом кивнул, отвел глаза и обнял.

— Не наделай глупостей, дочка, — негромко сказал он, гладя Элизу по голове.

На выходе из башни Элиза не заметила ступеньку, оступилась и чуть не растянулась на мокрых плитах двора. Фон Раух подхватил ее, но она успела больно удариться коленом о дверной косяк и испачкать пальто. Как кавалергард умудрился сохранить свою черно-серебряную элегантность, осталось загадкой.

— Извините, у вас щетки не найдется? — смущенно попросила Элиза.

— Пойдемте.

Они быстро прошли мимо старого колодца, прикрытого обитой металлом тяжелой крышкой, к еще одной двери. За ней оказался просторный холл, как в гостиницах — зеркало во всю стену, пара диванов, столик с газетами и стойка, за которой сидел опрятный старичок.

— Здравствуй, Отто, — кивнул старичку фон Раух, — помоги барышне почистить платье.