Семейные обязательства

— И вам доброго вечера, ваше благородие, барышня, — обрадовался портье. Он пошарил под стойкой, что-то стукнуло — видимо, ящик, — и достал коробку с целым арсеналом щеточек, ершиков, разнообразных тряпочек и флаконов. Пристально посмотрел на испорченный черный наряд Элизы, на пятна грязи и кирпичной пыли. Удрученно вздохнул.

— Боюсь, щеткой тут не обойтись. Если барышня у нас переночует, к утру и пальто, и платье будут, как новенькие.

— Я лучше домой, — покачала головой Элиза.

— Тогда могу разве что предложить плащ, — развел руками Отто. — Подождите пару минут, сейчас принесу.

Элиза неловко улыбнулась фон Рауху:

— Простите, столько хлопот из-за меня… И… Вы ведь все слышали?

Фон Раух едва заметно кивнул.

— Боюсь, сударыня, слышала вся округа. У вас очень громкий голос. Не беспокойтесь, здесь не бывает сплетников. И еще… — он глядел в сторону, почему-то не желая встречаться взглядом с Элизой. — Я плохо умею утешать, но попробую. Поверьте, все будет хорошо.

Она вздохнула. Какое тут может быть «хорошо»?

— Это… Правда? — зачем-то спросила она кавалергарда. — Я — незаконный ребенок?

Фон Раух кивнул.

— Во всех родословных книгах вы записаны как дочь Павла и Елены Луниных, и по закону неважно, кто ваши… настоящие родители. По сути — да. Елизавета Лунина умерла, рожая вас. Никто и понятия об этом не имел, пока Павел Николаевич не совершил покушение. Он думал, что ваш отец — Воронцов, ходила такая лживая сплетня. Хотел отомстить за смерть сестры, пусть и через двадцать лет, а заодно избавиться от долгов.

— М-да… — вздохнула Элиза. — Это нужно как-то… осознать. Но, в любом случае, мой настоящий отец — Павел Лунин. Он меня воспитывал, гонял перед сном из-под детской кроватки жутких монстров, на руках меня носил, когда я болела… Остальное неважно.

— Вот, барышня, — спешил к ним старичок-портье, — плащик вам, на меху, теплый, как раз на мозглявость ноябрьскую. Надевайте, вам понравится!

* * *

Когда они проезжали внутреннее, самое старое кольцо стен Гетенхельма, Элиза увидела за крышами зарево пожара.

— Что там? — спросила она у своего спутника.

— Имперский архив, насколько я понимаю. Простите, вынужден вас покинуть.

Через секунду фон Рауха рядом уже не было. Только порыв холодного ветра от двери кареты бросил в лицо Элизе горсть капель дождя.

Дома, в своей постели, Элиза привычно положила руку на теплый кошачий бок и провалилась в сон без сновидений.

Глава 14. Двое из ларца

Элиза проснулась около полудня. В ноябре над Гетенхельмом небо редко свободно от туч, но в это утро город купался в солнечных лучах. В голове было пусто, мир вокруг казался прозрачным и звонким. Выпал снег, прикрыв привычную каменную серость сверкающей белизной. Он продержится недолго, совсем скоро хрупкая ледяная красота станет привычной грязной кашей, раздавленной колесами повозок и копытами коней.

Это пугающе напоминало Элизе ее собственную жизнь. Тонкий налет ее счастья слишком быстро исчезал, растоптанный чужими, куда более важными делами, стремлениями и равнодушием.

«Нужно создать свой снег…» — невпопад пробормотала Элиза.

Кошка встрепенулась от ее голоса. Открыла глаза, оценила обстановку — все в порядке. Сладко потянулась, мурлыкнула и начала вылизываться.

— Что, Герда, мы теперь с тобой вдвоем, — сказала Элиза, садясь рядом и гладя блестящую шерстку, — и нужно нам как-то самим о себе заботиться. Опереться не на кого, упадем — так сами.

Кошка фыркнула.

Элиза почесала кошке подбородок и отправилась умываться. Жизнь снова стала цветной и яркой, без мучительной серости бессонницы.

Хорошо, когда у тебя есть насущная проблема.

Иван-дурак идет искать Марью-красу, просит совета Бабы-Яги, добывает живую воду и дерется с Кощеем. Выгнанные в лес падчерицы стремятся выжить, царевичи — жениться на царевнах, лягушки — дождаться принца…

Ни у кого из них не возникает странного вопроса: «Что мне делать со своей жизнью?». Им и так все ясно. У них есть цель.

А если цели нет?

Если у тебя есть приличное содержание, ты живешь в хорошем доме, никто тебе не угрожает? Никто не крал у тебя любимого, он сам сбежал. Да и был ли он любимым? Или ты просто благодарна ему за благородство?

Мстить незачем и некому, отец все тебе объяснил. Тебе не за что ненавидеть фон Рауха.

Что делать, если ты никому не нужна, кроме маленькой кошки? И никаких дел у тебя нет.

Никто не придет в гости, не позовет к себе — гражданская казнь тебя не коснулась, но тебя все равно вычеркнули из прежней жизни.

Никто с тобой не поговорит, не посоветует, что делать.

Ты можешь просто жить в прекрасном доме Румянцевых, тратить щедрое содержание. Стать местным призраком, забытым всеми. Ты так хочешь распорядиться своей судьбой? Дожидаться возвращения мужа, который, возможно, все-таки убит и никогда не вернется?

Даже если вернется — что дальше?

Решай, девочка, больше некому.

Элиза достала карты и стала раскладывать пасьянс. Два раза он сошелся, три — нет. На середине шестого расклада Элиза остановилась, рассыпала веером оставшуюся часть колоды и задумчиво постучала пальцами по лакированной столешнице.