Семейные ценности (СИ)

Осторожно вынимает пальцы, облизывает их — медленно, с наслаждением, а затем склоняется над ней и целует — глубоко, жадно, горячечно.

Аддамс чувствует на его губах собственный вкус, и это ощущение вновь воспламеняет возбуждение.

Это похоже на голод — животный, неутолимый.

Она покорно приподнимается и вытягивает руки, когда Ксавье стягивает с неё сначала топ, а затем и шорты вместе с бельём. Ненужная одежда летит на пол. Уэнсдэй решительно садится и надавливает на его плечи, принуждая Торпа откинуться на мягкую спинку дивана.

Её тонкие пальцы, до сих пор дрожащие от остаточных импульсов сокрушительного оргазма, уверенно ложатся на шнурок его спортивных штанов. Ксавье следит за её действиями затуманенными глазами — в глубине бархатной зелени пламенеют угли адского огня. Этот потемневший от желания взгляд отзывается внизу её живота настойчивой пульсацией и потоком мурашек, прошедшим от макушки до пят.

Не разрывая зрительного контакта, Уэнсдэй быстро развязывает проклятый шнурок и тянет вниз штаны, обнажая напряженный член.

— Черт… — судорожно выдыхает Торп, когда Аддамс машинально облизывает губы и перемещается на пол, устраиваясь между его бедер.

Отбросив за спину чёрный водопад распущенных волос, она обхватывает член у основания — делает несколько уверенных движений вниз и вверх, ощущая кончиками пальцев каждую выступающую венку. Ксавье с глухим стоном прикрывает глаза и рефлекторно вцепляется в мягкую обивку дивана. Его реакция дарит ощущение полной власти… и это заводит дьявольски сильно.

Уэнсдэй пододвигается и склоняется ниже, дразняще медленно проводя языком по головке.

У него вырывается очередной протяжный стон, и этот звук словно становится сигналом к действию — она приоткрывает губы и опускает голову, медленно вбирая напряжённый член почти до основания.

Пальцы Торпа запутываются в её волосах, наматывают на кулак смоляные пряди, принуждая опуститься ниже. Она невольно морщится от глубины проникновения, но не сопротивляется — только старается дышать ровнее. И машинально сводит ноги вместе, чтобы ослабить пылающее напряжение между бедер. Но возбуждение только усиливается — все мышцы внутри неистово пульсируют, отчаянно требуя новой разрядки.

Не совсем отдавая отчет в собственных действиях, Аддамс опускает свою руку вниз и прикасается к клитору. Импульсы удовольствия пронзают каждую клеточку разгоряченного тела — настолько остро и восхитительно, что пол буквально уходит из-под ног, а чувство реальности неизбежно ускользает, растворяясь в крышесносном наслаждении.

Ксавье чуть приподнимается, жадно следя за каждым её движением — и за припухшими от поцелуев губами, скользящими по члену, и за тонкими пальчиками, описывающими круги между подрагивающих бедер. А затем наклоняется вперед, решительно перехватывает её запястья и тянет на себя, принуждая подняться на ноги. Уэнсдэй чуть отстраняется, выпуская изо рта напряженный член, и усаживается сверху.

— Я люблю тебя… — лихорадочно шепчет Ксавье, покрывая россыпью поцелуев хрупкие плечи и линии ключиц.

Она не отвечает. Это слишком трудная задача. На это совершенно не хватает сил, не хватает дыхания — словно кислород догорает в лёгких с каждым новом стоном.

Уэнсдэй продолжает прикасаться к себе, надавливает чуть сильнее — обычно этого бывает недостаточно, её пальцы слишком мягкие и нежные — но не в этот раз. Когда горячие губы Торпа перемещаются на тяжело вздымающуюся грудь, а зубы на долю секунды смыкаются вокруг давно затвердевшего соска, всё её тело содрогается во второй раз.

Она успевает лишь мимолетно подумать, что в мощном выбросе гормонов, спровоцированном беременностью, определенно есть свои преимущества… Но мысль испепеляется новой вспышкой желания. Буквально рыча от невероятно сильного возбуждения, Ксавье стискивает её бедра и сам направляет член внутрь. Пульсирующие мышцы податливо расслабляются, а глубина проникновения заставляет Аддамс выгнуться в спине.

Она уже намеревается начать двигаться в излюбленном быстром темпе — но Торп сильнее сжимает её разведенные бедра, не позволяя опуститься до конца.

— Мы должны быть осторожными… — его проклятое благоразумие, как всегда, некстати.

Уэнсдэй невольно задаётся вопросом, как он может думать об осторожности в такой момент, но не может не признать, что Ксавье прав.

Но удержаться от маленькой мести она не в силах. Перемещает руки с его плеч на спину и, со всем присущим ей садизмом, издевательски медленно проводит заострёнными ногтями вдоль линии позвоночника, оставляя глубокие полосы. Местами проступают бисеринки крови.

Торп шипит сквозь зубы от резкой вспышки боли, его пальцы впиваются в её бледную кожу, оставляя на бедрах лиловые отметины — но он не теряет рассудка. Продолжает мягко, но уверенно контролировать глубину проникновения, не позволяя ей делать слишком резких движений. Аддамс хочет возразить, хочет протестовать, хочет вернуть власть над происходящим… но не может.