Семейный круиз

Они присоединились к детям и внучкам Шарлотты в «Дульчерия-де-ла-Кольмена» — преуютной кондитерской, что на площади Анхель. Конфеты в витринах сверкали как драгоценные украшения. На вывеске золотой филигранью были выведены слова Bombonería [161] (нет вкуснее слова на свете) и Pastelería [162]. Внутри на прилавке она высмотрела что-то вкусное под названием turrón [163].

— Это нуга, — тихо объяснил Парос. От него приятно пахло лаймовым парфюмом. — Говорят, ее вкушали еще атлеты Древнего Рима.

Она повернулась и спросила:

— А какую из них выбрать?

— О, нуга бывает твердая, мягкая, с марконским миндалем, яичным желтком и карамелью.

Пока Парос объяснял, Шарлотта увидела поднос с пирожными, посыпанными сахарной пудрой, а между ними примостилась крошечная табличка.

— Buñuelo, — прочитала Шарлотта.

— Это пончик, — сказал Парос.

Шарлотта просто тыкала пальчиком, а Парос заказывал. Не успела Шарлотта опомниться, как уже оказалась на площади, с полным пакетом сладостей в руках. В ближайшем уличном кафе все заказали по крошечной чашке кофе.

— Счастливая семья. — Отступив назад, прыткий фотограф навел на них камеру поляроид. — Улыбайтесь, счастливая семья! — сказал он. Шарлотта уже представляла себе эту картину маслом: ослабшая Ли, которой предстояло снова расстаться с ними; ошарашенный и преисполненный надежд Корд; Реган, еще только примеряющая на себя роль одинокой матери, и рядом с ней ее две дочери, которые целый день провели в волшебном парке Гуэль[164].

Когда все они были детьми, Шарлотта была слишком занята собственными страданиями, зарабатыванием денег, карпулингом… Она ругалась, если дети забирались к ней в постель, чтобы почитать рядом книжку, упершись пятками в ее ноги. Она покупала замороженную пиццу, коробками — макароны, а еще сыр, фрукты, молоко и пончики Энтенманн. Дети сметали все, оставляя ей одни лишь крошки.

Скоро они снова покинут ее, это факт, и она окажется одна в Саванне вместе со своим шардоне и кошкой. Но вспыхнула камера, и вся семья сгрудилась вокруг Шарлотты. Да, они уже были потрепаны жизнью, далеко не идеальны и скоро разъедутся кто куда. Но они ведь побыли вместе, и для нее это было более чем достаточно.

Шарлотта открыла картонную коробку. Вечернее барселонское солнце уже отбрасывало на площадь длинные тени. В воздухе витал запах карамели с металлическим привкусом фонтана, дно которого было усеяно монетками. Дети потянулись к коробке.

Когда от всего содержимого остался один лишь горячий сладкий пончик, Шарлотта взяла его и надкусила.

Эпилог / 2018

Налив в бокал для шампанского минералку с газом, Ли задержалась в материнской гостиной. Над камином висел их семейный портрет, написанный маслом. Вот Ли, тут ей шесть лет, в ее ослепительной улыбке притаился страх. Ли и сейчас ощущает присутствие за кадром отца, что настраивает свой фотоаппарат. Она слышит визгливый, нервный смех матери. Соленый воздух острова Хилтон Хед тяжел и влажен. Ее руку крепко обвили пальчики Реган. Сама Ли приобняла брата и чувствует сквозь футболку поло, какая горячая у него спина.

Наверное, Ли с отцом были и впрямь похожи: оба тревожные, склонные к меланхолии, и обоим требовалось лекарство, чтобы восполнить природный недостаток каких-то элементов в мозгу. Но был один поступок, который отличал их. Состоящий из какой-то доли секунды в череде мгновений, из которых складывается жизнь.

Три года назад, стоя на балконе над морем, Ли понимала, что больше не выдержит. У нее не было выбора, и она хотела спрыгнуть вниз. Внизу бурлили и пенились волны, обещая конец всем мучениям. Она набрала в легкие воздух и раскинула руки.

И вдруг она услышала за спиной голос Реган. Словно во сне, Ли обернулась и увидела свою младшую сестру: ее шелковое платье надувалось от ветра, взгляд — спокойный, открытый и мягкий. И она протягивала к Ли свои руки.

В последний для себя день Уинстон пошел вслед за туманом. Ли понимала это и с тоской глядела на океан.

— Я держу тебя, — сказала Реган.

Вопреки пропасти, что манила. Вопреки желанию освободиться. Посиневшее отцовское лицо. Запах океана и земляничного шампуня. Голос Реган шепчет, что ее любят. Рука сестры гладит ее волосы.

Благодарности