Семейный круиз

После его смерти — маленький дом, в котором всегда звенит заразительный смех, ящики, забитые лапшой быстрого приготовления, попкорн из микроволновки. Вот Шарлотта устало валится на ротанговую кушетку: она целый день показывала недвижимость потенциальным покупателям, и с ней обращались как с грязью. Реган приносила ей прохладительные напитки, а Корд ложился поперек кушетки, слушая рассказы матери. Ли то впархивала, то выпархивала из комнаты с накрученным на руку телефонным шнуром. Она вечно куда-то собиралась, красила губы блеском, который пах аптекой.

Ли воспринимала их всех как данность, даже не понимая, как сильно в них нуждается. Она уехала при первой же возможности, считая их всех обузой.

И она хотела умереть. На телефоне кого-то из пассажиров оказалась камера с высоким разрешением, и он снял видео, как она стоит на краю балкона. Этот фильм о попытке самоубийства сделал ее звездой. Видео залили на YouTube, и у него были миллионные просмотры. Благодаря чему Франсин удалось подписать договор на участие в реалити-шоу еще до того, как Ли покинула Барселону.

А ведь именно об этом, будучи ребенком, она и мечтала длинными летними днями: о громкой славе, о вспышках фотокамер, когда она выходит из своего голливудского дома, о портретах на обложках журналов и, наконец, о больших ролях в кино, которые ей и стали предлагать через несколько месяцев после ее дебюта в реалити-шоу под названием «Один из вас полюбит меня».

В том видео Ли стоит на краю балкона огромного круизного лайнера: над ней простерлось испанское небо, а внизу истерят пассажиры. Шикарная, незабвенная, босоногая Ли в золотистом платье. Охваченная отчаяньем, которое позднее диагностируют как пуэрперальный психоз[158]. Ее волосы бьются на ветру, тушь размазана по лицу. Она стоит и вопит что есть силы: «Я просто хотела, чтобы хоть кто-то из вас любил меня!»

5 / Шарлотта

Музей, расположенный в готическом квартале Барселоны, притулился в старинном дворике-патио.

— Нужно занять очередь, — сказал Парос.

Как и обещано, он поджидал ее тут. На нем была фермерская одежда, но это ничего. Если их роман продолжится, они поедут в «Хилтон-Хед», и там Шарлотта поведет его на шопинг. Парос будет выглядеть просто шикарно в лоферах и в штанах от Vineyard Vines [159] в мелкий рисунок с розовыми китами.

Шарлотта с детьми пробыли в Барселоне три недели, сняв квартиру через Airbnb [160], дожидаясь, когда врачи разрешат Ли лететь. Шарлотта с Паросом попрощались с отплытием «Марвелозо» и снова воссоединились, когда корабль вернулся в Барселону.

— Тебя не уволят за шашни с бывшей пассажиркой? — кокетливо спросила Шарлотта.

— В глубине души я этого даже хочу, — ответил Парос.

Шарлотта прижала руку к груди. Неужели их желания совпадают?

Парос поцеловал ее в лоб. Они встали в конец очереди, что тянулась змейкой до самого входа в музей. Шарлотта подумала про себя, что его поцелуй был весьма галантен. И еще ей нравился его серебряный зажим для банкнот. Уинстон, например, вечно трясся над каждой бумажкой в своем портмоне.

Голые кирпичные стены музея создавали впечатление, будто они попали в бункер. С помощью путеводителя и двух экскурсоводов Шарлотта наконец нашла «Обнаженную на кушетке». Она замерла перед произведением искусства, на которое вдохновила художника. В картине, написанной в пурпурно-красных тонах, казалось, пульсировала сама жизнь. Лицо женщины оставалось в тени, а центром композиции являлась ее грудь. У Шарлотты и впрямь была шикарная грудь. Но эта женщина была вся открыта, словно предлагая себя миру — чтобы ею наслаждались, смаковали, поглощали.

— Это и в самом деле ты? — спросил Парос.

Она удивленно повернулась к нему.

— Я слышал о твоем эссе, — сказал Парос. — Мой товарищ Йонас работает в баре при театре, и он слушал тебя в тот вечер. Говорит, тебя приняли как звезду.

Шарлотта покраснела и снова взглянула на картину.

— Да, полагаю, это я, — сказала она. — Та, которой была когда-то.

Ей было жаль девушку, с которой писали эту картину, и вместе с сожалением о себе прежней она была рада, что прошла такой большой путь — вырастила детей, привезла их в Европу и встретила возлюбленного, вместе с которым может насладиться Барселоной. Когда художник поступил так с ней, она еще не была настоящей женщиной. Она стала ею только теперь.

Какое-то время они ходили, осматривая картины, а потом Парос притянул Шарлотту к себе. Она чувствовала его всего — от ног до макушки. Какое счастье, что она нашла его и позволила себе, чтобы и он нашел ее.

— Так не хочется расставаться, — сказал Парос, касаясь губами ее волос.

Шарлотта промолчала. Что она могла ответить на это? Предложить ему — Давай поженимся? Но ей уже не шестнадцать, и она знала, что брак ничего не решает. Сказать ему — Давай переедем в Грецию? Или в Саванну? В Париж? Это было бы слишком импульсивно, несмотря на его искусное владение языком.

— Поцелуй меня, — сказала Шарлотта.

И он так и сделал.