Семейный портрет с колдуном

 Мы миновали сад, нашли свою карету, Вирджиль свистнул в два пальца, и кучер, до этого сонно клевавший носом, встрепенулся, протирая глаза.

- На Птичий холм, быстро, - приказал колдун, схватил меня поперек талии и приподнял, усаживая на сиденье. Сам он запрыгнул следом и захлопнул дверцу.

- Вот так это и происходит? – спросила я, когда карета двинулась. – Вот так решаются вопросы – быть или нет войне? За шуточными разговорами про кофе и чай? И если бы вы отдали меня послу, то наши пленные вернулись бы домой без потери для казны?

Граф не ответил, а только высунулся в окно и свистнул, приказывая ехать быстрее.

 Карета мчалась, будто мы спасались от погони, хотя никто за нами не гнался. Мы оказались у розовой арки за четверть часа, и ещё минут десять шли через лабиринт. Граф Майсгрейв легко находил путь в темноте, и мне оставалось только довериться колдуну. В замке он проводил меня до комнаты, сквозь зубы пожелал доброй ночи, но не ушел, а остался стоять, переминаясь с ноги на ногу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Странный вечер, - произнесла я, потому что молчать дальше было неловко, а что сказать – я не знала.

- Отвратительный вечер, - процедил колдун. – Этот варвар взбесил меня. Я готов был прибить его на месте.

- И хорошо, что не сделали этого. Мне кажется, ситуация рядовая. Наверняка, вы часто попадали в подобные истории. Отнеситесь к этому с юмором. Вы ведь сами хотели, чтобы я уехала за границу. Можно сказать, вы упустили отличный шанс.

- Не могу, - сказал он, пряча глаза. – Не могу с юмором. Он оскорбил вас.

Колдун, называвший меня мошенницей, устроивший передо мной позорное зрелище со своей любовницей – сейчас он волновался, что посол другого государства сделал мне нескромное предложение.

Ладно вам, милорд Майсгрейв! По сравнению с вами посол Салезии – сама деликатность! Мне стало смешно, но я сдержала усмешку и сказала очень серьезно:

- Не хотите с юмором, подумаем о патриотизме. Разве это не огромная честь – сделать что-то ради страны? Пусть даже ценой своей жизни, а ведь на мою жизнь никто не покушался...

- Ни черта это не честь! – крикнул вдруг граф.

Я ахнула от неожиданности, испуганная его порывом, а в следующее мгновение он обнял меня и прижал к груди, уткнувшись лицом мне в волосы. Я затаила дыханье, боясь пошевелиться, а колдун обнимал меня всё крепче, и сердце у него колотилось – быстро, сильно, неровно.

- Эмили… - выдохнул он, будто звал меня издалека – отчаянно, безнадежно.

- Не переживайте так, - сказала я тихо. - У вас сердце бьется, как безумное. Это вредно.

- Проклятое сердце, - сказал он и отпустил меня. – Если бы его можно было вырвать и заменить на железное, как у старины Томаса.

- Не надо крайностей, - неловко пошутила я, потому что было неловко видеть язвительного и насмешливого Вирджиля Майсгрейва таким. -  Меня больше беспокоит, что вы слишком неуважительно разговаривали с её величеством королевой. Боюсь, она сильно обиделась. И ей пришлось заплатить в пять раз больше, чем планировали вы…

- Только не бойтесь за её величество, - сказал Вирджиль ядовито. – Этой старухе не убудет. Она заплатила бы и десять тысяч, чтобы замять дело.

- Вы говорите так, будто ненавидите её…

- Ненавижу? Совсем не ненавижу. Она и ей подобные меня раздражают, бесят, - он приблизился ко мне вплотную, почти касаясь губами моих губ, и это волновало и пугало.

- Милорд, посол вас тоже бесил, - сказала я, отступая на шаг, на всякий случай. – Не слишком ли много людей вызывают в вас… недобрые чувства?

– Это другое, - он надвинулся на меня, и я снова попятилась. – Эти бесят своей тупостью, ограниченностью, тупыми, ничтожными целями – набить брюхо, кошелёк, отыметь смазливую бесхитростную вилланку, купив за медяк её невинность. И ещё бесит их самоуверенность – они считают, что так должны жить все, что это нормально. Это нормально для животных, но не для людей. И это сводит меня с ума, а вы… а вы удивительно спокойны!..

- А у вас, по-видимому, другие ценности? – сказала я, уязвленная его словами, потому что они прозвучали, как упрек, а упрекать меня было не в чем. – Вспоминаю, как вы обошлись с бедной леди Хлоей!

- Она показалась вам похожей на невинную вилланку? Да бросьте, Эмили, - он саркастически рассмеялся. - Там от невинности – только совпадение первой буквы![1]

«А у вас нет и такого совпадения!», - хотелось мне выкрикнуть ему в лицо, но я сдержалась, стараясь не терять самообладания.

- Хорошо, ей вы отказали в человечности, - сказала я, глядя колдуну в глаза, - но к кому вы приравниваете себя – к людям или к животным?

- А вы не поняли, что я – самое страшное животное в этом мире?

Сейчас в это вполне можно было поверить. Я подавила желание броситься в спальню и запереться изнутри, и сказала тихо, но четко:

- Не знаю, что насчет животного, но то, что вы - самый отъявленный лжец в этом мире, я уже поняла.