Семейство Доддов за границей

Мн не дали кончить, Томъ: по знаку президента, два жандарма схватили меня подъ-руки и, несмотря на мои попытки сопротивляться, отвели меня въ тюрьму. Ахъ! я долженъ повторить это слово: «въ тюрьму!» Кенни Дж. Доддъ, землевладлецъ и мирный судья въ Додсборо, предсдатель броффскаго Избирательнаго Союза, посаженъ въ тюрьму, какъ простой мошенникъ!

Мн грустно, что я не могъ обуздать своихъ чувствъ; теперь, когда все кончено, я сознаю, что лучше было бы не бить тюремщика и не выгонять Вангёгена изъ моего нумера. И разсудительне и приличне было бы покориться съ терпніемъ своей судьб. Я знаю, что вы такъ сдлали бы, Томъ, а посл того смло разсчитывали бы, что формальнымъ слдствіемъ заставите вознаградить васъ за безчестье. Я опрометчивъ, горячъ: оттого вся бда. Но разв не должно имть снисхожденіе къ человку, несправедливо-оскорбленному? Вроятно, нтъ; потому-что я только побилъ тюремщика; но еслибъ я убилъ его, наврное, присяжные нашли бы «circonstances att'enuantes».

Отчасти по причин моихъ собственныхъ чувствъ, отчасти, чтобъ не взволновать вашихъ, я не выставилъ въ заголовк письма словъ Petites Carmes; но истины нельзя скрыть, и на самомъ дл посылаю это письмо изъ комнаты № 65-й, въ брюссельской тюрьм! Каково признаніе? Хорошъ ли новый эпизодъ въ Иліад наслажденій, образованія и не знаю какихъ еще благъ, общанныхъ моею супругою отъ путешествія по чужимъ краямъ? Но торжественно клянусь вамъ, что, доживъ до возвращенія домой, изложу всю истину о заграничныхъ путешествіяхъ. Не думаю, чтобъ могъ написать книгу; и вообще трудно теперь найдти человка, который бы могъ написать свои собственныя чувства врно и честно, не прикрашивая ихъ поэтическими лохмотьями, или не разводя мудрованіями; я не гожусь на такія хитрости; но если ужь на то пошло, буду здить по Великобританіи и Ирландіи и читать лекціи; найду шарманщика, чтобъ игралъ въ интервалахъ, и стану объявлять: «Кенни Доддъ читаетъ лекціи о заграничныхъ людяхъ и нравахъ. — Вечера съ французами и ночи съ знатными бельгійцами». Выставлю на позорище ихъ кухню, ихъ нравы, ихъ скромность, ихъ правдивость, ихъ справедливость. И хотя знаю, что накличу на себя вчную ненависть легіона куафёровъ, танцовальныхъ учителей и модистокъ, сдлаю это, клянусь жизнью! Я слыхивалъ, какъ вы съ Бельтономъ горячитесь и разглагольствуете противъ того, что наши законы безпрепятственно допускаютъ распространеніе шарлатанскихъ эликсировъ и пилюль; но какое шарлатанство поравняется съ этимъ вкусомъ къ заграничнымъ путешествіямъ? Кто станетъ сть морресоновы пилюли, какъ зеленый горошекъ, не надлаетъ себ столько нравственнаго вреда, какъ проживъ мсяцъ за границею! И еслибъ меня призвали въ Парламентскій Комитетъ объявить, по совсти, какія изъ ныншнихъ книгъ считаю вреднйшими въ мір, я сказалъ бы: морреевы Путеводители! [25] Утверждаю слова эти моимъ рукоприкладствомъ и печатью. Этотъ молодецъ, то-есть Моррей, сочинилъ особенную живописную Европу, съ клочками антикварства, исторіи, поэзіи, архитектуры. Читая эту Европу, наши невжественные, странно-скитательствующіе англичане забираютъ себ въ голову, что длаютъ цивилизованное дло отправляясь за границу. Онъ ихъ чуть не вполн убждаетъ, что они дутъ не пить дешевое шампанское и сть красныхъ куропатокъ, а затмъ, чтобъ видть Кёльнскій Соборъ и куполъ Св. Петра, и такимъ-то путемъ онъ образуетъ намъ племя умничающихъ, необразованныхъ, хвастливыхъ болвановъ, которые безчестятъ насъ въ чужихъ земляхъ и надодаютъ намъ въ своей.

Мн кажется, я вижу ваше лицо, слышу ваши слова: «Кенни одержимъ припадкомъ паоса» — да, это правда. Сейчасъ я опрокинулъ чернильницу, и едва достанетъ мн чернилъ, чтобъ докончить это маранье, потому-что частицу надобно оставить для записки къ мистриссъ Д. А propos о ней, Томъ. Не знаю, какъ и увдомить ее, что я въ тюрьм: ея чувства будутъ страшно потрясены этимъ, что не помшаетъ ей, между-нами будь сказано, какъ скоро у насъ съ ней будетъ схватка — а это не замедлитъ — осыпать меня дкими выходками за то, что, смотря на все мое судейское достоинство, со мною поступили въ Брюссел какъ съ простымъ мошенникомъ.

Думаю, что самое лучшее теперь — послать за Желлико, потому-что Вангёгенъ и Дрекъ ужь прислали мн сказать, что отказываются отъ веденія моего дла, «предоставляя себ полную свободу относительно будущаго процеса за претерпнное личное оскорбленіе», иначе сказать: требуя десяти фунтовъ за то, что я выгналъ Вангёгена. Пусть такъ!

Переговоривъ съ Желлико, сообщу вамъ результатъ свиданія, если только выйдетъ какой-нибудь результатъ; но мой пріятель Желлико адвокатъ изъ адвокатовъ; у него не только лвая рука не знаетъ, что длаетъ правая, но и на одной рук средній палецъ ничего не знаетъ объ указательномъ.