Семейство Доддов за границей

А ваше платье? Я краснѣю какъ малина, вспоминая о дублинской шляпкѣ съ цѣлою оранжереею цвѣтовъ; но, правда, грязныя улицы и отвратительный климатъ извиняютъ васъ, что вы, боясь утонуть по шею, всѣ наряды навьючиваете на голову!

О кушаньяхъ я не буду говорить. Есть люди, которые могутъ брать въ ротъ ирландскую стряпню, и желаю имъ всякаго удовольствія. Но, быть-можетъ, Ирландія просвѣтится, когда всѣ помѣстья будутъ проданы за долги, и люди, несвязанные землями, будутъ болѣе путешествовать.

Джемсъ принесъ списокъ новыхъ назначеній на должности. К. Дж. нѣтъ въ немъ. Теперь, быть-можетъ, онъ самъ раскаявается, что постыдныя удовольствія отвлекли его отъ заботы о собственныхъ выгодахъ.

Вы говорите, что любите длинныя письма и, надѣюсь, останетесь довольны тѣмъ, которое дописываю теперь, потому-что я сидѣла за нимъ четыре дня; впрочемъ, половину этого времени я проплакала о варварскомъ поступкѣ К. Дж. со мною. О! пусть минуютъ васъ подобныя испытанія — вотъ искреннѣйшее желаніе вашего преданнаго друга

Джемимы Доддъ.

P. S. Мери Анна свидѣтельствуетъ вамъ свою любовь и уваженіе; Кери также проситъ не забывать ея. Она проситъ васъ переслать сюда ея старую черную кошку, какъ-будто это какая-нибудь невидаль въ чужихъ краяхъ. Но у Кери такой характеръ: каждый додсборовскій гусь кажется ей лебедемъ.

ПИСЬМО IV

Джемсъ Доддъ къ Роберту Дулэну, Е. В., въ Trinity College, въ Дублинѣ.

Баденъ-Баденъ.

Милый Бобъ,

Выписываю для тебя изъ вчерашняго нумера Galigùanrs Messenger слѣдующую статейку: «Сильные толки были возбуждены въ кругу фешёнэбльныхъ посѣтителей Бадена слухами о бѣгствѣ прелестной „мистриссъ Г*** Г****** съ богатымъ ирландскимъ джентльменомъ, который хотя ужь давно пересталъ принадлежать къ людямъ первой молодости, очевидно, еще владѣетъ средствами плѣнять сердца. Читатели замѣтятъ скромность, съ которою мы стараемся, по-возможности, „ъне компрометировать именъ и ограничиваемся простымъ намекомъ на происшествіе, которое, безъ всякаго сомнѣнія, опечалитъ обширный кругъ родственниковъ и знакомыхъ упомянутыхъ нами лицъ“.

Вѣроятно, всѣ твои коническія сѣченія и сферическіе треугольники не помогутъ тебѣ разрѣшить эту загадку; потому, избавляя тебя отъ безполезныхъ трудовъ., скажу, что мнимый похититель, столь деликатно означаемый въ газетѣ, не иной кто, какъ Кенни Доддъ собственною особою. Да, Бобъ, на первый взглядъ вышло то самое, что говоритъ старинная пѣсенка:

Всѣ амуровой стрѣлы
Неизбѣжность знаютъ;
Ахъ, отъ ней и сѣдины
Насъ не защищаютъ!..

— Какъ же можно было надѣяться, что Dodd-père въ глазахъ свѣта устоитъ противъ нѣжнаго уязвленія? Но, чтобъ дѣло было для тебя noвозможности понятно, припомни, пожалуйста, восхитительную спутницу, о которой писалъ я тебѣ, именно нѣкую мистриссъ Горъ Гэмптонъ Она Дидона новой Энеиды. Впрочемъ, не думай, чтобъ на-самомъ-дѣлѣ въ газетной статейкѣ была хоть капля правды. Приключеніе можетъ быть объяснено аргументами, менѣе-интересными и романтическими. Мистриссъ Горъ Гэмптонъ просила, чтобъ батюшка проводилъ ее въ одинъ маленькій нѣмецкій городокъ; и не желая возбуждать неизбѣжнаго гнѣва матушки, вздумала сняться съ лагеря ночью, безъ обычныхъ сигналовъ. Такимъ-образомъ ставка нашего старика найдена была опустѣвшею и на перекличкѣ не оказалось Додда-отца.

Тайвертонъ, который былъ посвященъ во всѣ тайны предпріятія, объяснялъ мнѣ все; я съ удовольствіемъ передалъ объясненіе сестрамъ; но старанія наши убѣдить матушку были совершенно безплодны.

Разумѣется, первые три или четыре дня послѣ такого казуса были неочень-пріятны.

Необходимо было оставить мѣсто нашего пребыванія и поселиться гдѣ-нибудь въ другомъ городѣ. Баденъ представлялъ самое удобное прибѣжище, если не для утаенія нашихъ непріятностей, то для утѣшенія нашихъ огорченій. Я совершенно убѣжденъ, что еслибъ нашъ старикъ вернулся на другой день и добился бы хотя слабаго вниманія къ своимъ оправданіямъ, то онъ могъ бы удовлетворительно объяснить, зачѣмъ онъ уѣзжалъ, гдѣ былъ и все тому подобное; но вотъ здѣсь-то и затрудненіе, милый Бобъ! Хотя неоспоримо, что его совѣсть чиста, но ты не повѣришь, милый Бобъ, какъ велико было бы сочувствіе къ нему всего здѣшняго общества, еслибъ онъ смѣло явился сюда и сказалъ: „Ну да; я виноватъ“. Я самъ не хотѣлъ вѣрить, когда Тайвертонъ сказалъ мнѣ это, но теперь убѣдился своими глазами. Здѣшнее общество не съ охотою принимаетъ людей, которыхъ репутація осталась невредима, какъ нѣкоторыя богадѣльни принимаютъ только изувѣченныхъ.

Изъ этого ты видишь, что нашъ старикъ могъ бы безопасно явиться сюда. А между-тѣмъ, его отсутствіе влечетъ за собою нѣкоторыя неудобства; и если онъ долго не пріѣдетъ, я сильно опасаюсь, что нашъ кредитъ истощится чрезмѣрною нашею любовью къ подписямъ.