Самъ я былъ страшно несчастливъ въ игрѣ и порядочно задолжалъ; но Тайвертонъ совѣтуетъ не унывать, и говоритъ, что ужь если человѣку прійдется слишкомъ-плохо, то еще остается вѣрное средство исправить дѣла: взять богатую жену. Признаюсь, лекарство не по вкусу мнѣ; но развѣ есть вкусныя лекарства? Если будетъ необходимо — я готовъ. Здѣсь есть три или четыре особы съ хорошимъ приданымъ, о которыхъ больше поговорю въ слѣдующемъ письмѣ. Это я писалъ болѣе для того, чтобъ сказать тебѣ, гдѣ мы, нежели съ цѣлью повѣствовать о дѣяніяхъ твоего преданнаго друга
Джемса Додда.
ПИСЬМО V
Кенни Доддъ къ Томасу Порселю, Е. В., въ Броффѣ.
По надписи въ заголовкѣ письма вы видите, что я живу еще въ Эйзенахѣ; по обстоятельства мои совершенно измѣнились сравнительно съ прежнимъ. Я ужь не «милордъ», не жилецъ большой квартиры въ бельэтажѣ; мнѣ ужь не льститъ красавица, не прислуживаетъ съ глубокимъ почтеніемъ вся трактирная челядь. Теперь я одинокъ; смиренно занимаю маленькую, дрянную комнатку; считаю себѣ счастіемъ позволеніе садиться за общій столъ. Ищу для своей прогулки пустынныхъ улицъ; выбираю самый дешевый «канастеръ» для своей трубки; однимъ словомъ: провожу время въ грустныхъ размышленіяхъ о прошедшемъ, настоящемъ и будущемъ.
Не знаю, достанетъ ли у васъ терпѣнія прочитать мое громадное посланіе; предчувствую, что вы поручите кому-нибудь составить изъ него «краткій экстрактъ» и просмотрите только мѣста, которыя будутъ отмѣчены, какъ существенныя. Но все-равно; для меня утѣшеніе погружать свои печали хотя въ чернильницу, и я ночью возвращаюсь къ ней съ чувствомъ отрады.
Однако, на случаи, если вы не станете дочитывать всего письма, поспѣшу сказать вамъ, что живу здѣсь въ-долгъ; что у меня не остается пяти шиллинговъ; что сапожникъ подстерегаетъ меня на Жидовской Улицѣ, а прачка — у воротъ. Табачный торговецъ также сталъ моимъ врагомъ, и я теперь окруженъ мелкими преслѣдователями, которые свели бы съ ума человѣка менѣе-терпѣливаго. Впрочемъ, не за все могу роптать на судьбу; я наслаждаюсь тѣмъ важнымъ благомъ, что не понимаю ни слова понѣмецки, и потому способенъ сохранять спокойствіе душевное, слушая, по всему вѣроятію, возмутительнѣйшую брань, какая только можетъ изливаться на неплатящее долговъ человѣчество.
Гардеробъ мой истощился до совершенной необременительности. Свое пальто я выпилъ подъ фирмою кирш-вассера; кромѣ тѣхъ брюкъ, которыя на мнѣ, всѣ остальныя превращены въ сигары; шляпа ушла на ночнику сапоговъ; бритвы заложилъ за бумагу, перо и чернила, потому ношу теперь бороду, которая составила бы счастье музыканта или живописца. Содержатель гостинницы, гдѣ живу, не видѣлъ отъ меня ни одного шиллинга въ послѣднія двѣ недѣли; и теперь, въ первый разъ съ той поры, какъ переѣхалъ черезъ границу, долженъ я сказать, что въ чужихъ краяхъ можно жить очень-дешево. Да, милый Томъ, секретъ очень-простъ: «голодай, холодай, да и за то не плати» — и соблюдешь за границею большую экономію въ расходахъ. Если же не нравится тебѣ такая жизнь, сиди дома. Впрочемъ, все это пустыя размышленія; лучше перейдти къ разсказу о томъ, что со мною было, начиная съ блестящаго времени, которымъ окончилось мое прежнее письмо.
Все, бывшее со мною, походитъ на сонъ; иногда не могу увѣрить себя, что оно было на-яву — такъ странны. приключенія, которымъ я подвергся; такъ не похожи на всѣ прежніе случаи моей жизни; такъ несообразны съ моею натурою, привычками, темпераментомъ похожденія, въ которыя былъ я запутанъ!
Впрочемъ, теперь мнѣ кажется, что мнѣніе, будто-бы человѣкъ бываетъ способенъ къ одному, неспособенъ къ другому — чистый вздоръ. Въ натурѣ нашей, милый Томъ, есть наклонность приспособляться ко всему; и куда бы, въ какія бы обстоятельства ни былъ заброшенъ человѣкъ, характеръ его, подобно желудку, пріучается переваривать все; впрочемъ, не спорю, иногда слѣдствіемъ бываютъ спазмы.
Когда писалъ я вамъ въ предъидущій разъ, я велъ какую-то буколическую жизнь, былъ Дэфнисомъ. Если не ошибаюсь, послѣднимъ извѣстіемъ было, что мы отправляемся на прогулку въ рощу. Ахъ, Томъ, это было чудное время! Я не замѣчалъ, какъ летѣло оно; и лучшимъ доказательствомъ можетъ служить то, что я совершенно позабылъ о герцогинѣ, видѣться съ которой мы пріѣхали; я даже не спрашивалъ о ней. Только ужь на шестую недѣлю нашихъ идиллическихъ прогулокъ вдругъ блеснула у меня мысль: «вѣдь сюда должна была пріѣхать герцогиня; вѣдь мы здѣсь ждемъ герцогиню: гдѣ жь она?» Какъ засмѣялась мистриссъ Г. Г., когда я предложилъ ей этотъ вопросъ! Она отъ хохота не могла минутъ десять сказать ни слова.
— Но вѣдь я говорю правду, вскричалъ я:- вѣдь мы дѣйствительно пріѣхали сюда видѣться съ герцогинею!