Семейство Доддов за границей

Мистриссъ Д. думаетъ, что «сойдетъ съ ума». Если опасеніе серьёзно, то въ Раштадтѣ можно сумасшествовать дешевле, нежели гдѣ-нибудь, въ Баденѣ, напримѣръ. Здѣсь мы расходуемъ въ недѣлю по два фунта на персону, а за столъ и квартиру берутъ не разбирая, кто въ своемъ умѣ, кто нѣтъ. Мысли мои жестоки, милый Томъ, но вамъ извѣстна система мистриссъ Д. Вы знаете, что не всѣ надежды, которыя она подаетъ, исполняетъ на дѣлѣ. Мери Анна настаиваетъ, чтобъ я увидѣлся съ ея матушкою; но пока еще не чувствую въ себѣ силы на это. Быть-можетъ, завтра, осмотрѣвъ крѣпость, буду воинственнѣе, а теперь подаютъ обѣдать и обольстительный запахъ влечетъ меня.

Вторникъ.

Измученъ до смерти, милый Томъ. Старый ветеранъ не избавилъ меня ни отъ одной галереи, ни отъ одного каземата, и я въ нынѣшнее несчастное утро исходилъ болѣе двадцати миль!.. Мало этого: я долженъ былъ разсматривать картечь, брать въ руки ядра, наводить мортиры, просовываться въ амбразуры, такъ-что у меня разломило спину отъ усталости. Онъ говорить, что показалъ мнѣ все — клянусь вамъ, правда! Хуже всего было ходить наклонившись по темнымъ корридорамъ, фута въ четыре вышины. Не могу писать отъ боли въ спинѣ. Вашъ

Кенни Дж. Доддъ.

Пишите мнѣ въ Раштадтъ, въ гостинницу «Золотаго Быка», потому-что я остаюсь здѣсь по-крайней-мѣрѣ на мѣсяцъ.

ПИСЬМО V

Мери Анна Доддъ къ миссъ Дулэнъ, въ Боллидулэнъ.

Раштадтъ, гостинница «Золотого Быка».

Милая, несравненная Китти,

Мнѣ остается только четверть часа, чтобъ торопливо, дрожащею отъ біенія сердца рукою, написать тебѣ нѣсколько строкъ. Да, мой другъ, роковая минута настала, настало страшное мгновенье, когда должна рѣшиться моя судьба. Вчера вечеромъ, когда я дѣлала чай для папа, прискакалъ къ нашему отелю лакей съ письмомъ къ «достопочтенному и достоуважаемому лорду Додду-Додсборо.» Разумѣется, такимъ титуломъ означался папа, потому онъ распечаталъ и прочиталъ письмо, которое было на англійскомъ языкѣ или по-крайней-мѣрѣ нарѣчіи, похожемъ на англійскій языкъ.

Не стану приводить тебѣ подлинныхъ его выраженій, чтобъ мимолетно-вѣтренная улыбка не пробѣжала въ этотъ серьёзный часъ по лицу, выражающему глубокое участіе въ судьбѣ твоей Мери Анны. Письмо было отъ Адольфа фон-Вольфеншефера, который предлагаетъ мнѣ свою руку, санъ и богатство. Я упала въ обморокъ, услышавъ это, и очнулась только благодаря усиліямъ папа отгадать странные звуки, выражаемые странною фразеологіею письма.

Лучше было бы ему писать не поанглійски, Китти. Ужасно-оскорбительно, что сюжетъ, столь важный по своей сущности, обезображенъ грамматическими нелѣпостями и, кромѣ-того, нашъ грубый языкъ неспособенъ къ деликатнымъ, полуяснымъ, полутемнымъ намекамъ о будущемъ блаженствѣ. Папа и даже Джемсъ нашли въ письмѣ недостатокъ тонкаго уваженія къ моей скромности, недостатокъ нѣжной симпатіи, которой бы я должна ждать въ подобную минуту. Они хохотали самымъ грубымъ образомъ надъ нѣсколькими орѳографическими ошибками, хотя предметъ письма могъ бы вызвать въ нихъ чувства совершенно-другаго рода.

— Вотъ такъ штука: свадебное предложеніе! а я думалъ, что это требованіе отъ полиціи! вскричалъ папа.

— Да, да, кричалъ Джемсъ, предложеніе тебѣ, Мери Анна. Слушай:

«Баронъ Адольфъ фонъ Вольфеншеферъ, не меньше, какъ съ впредьтекущевременность будущей испытыванной любовемъ, смирнѣйшее и пріятельнѣйшее предложеніе себя зимъ дѣлаетъ; со всѣми какъ поименовуемыми, такъ начисляющими принадъ лежностями, въ имѣньяхъ и майорствахъ, любезной и хорошенькой, очень хорошенькой дѣвѣ, первой дочери весьма почитающаго и достоуважающагося лорда Додда фонъ Додсъ-боровъ».

— Пожалуйста, перестань, Джемсъ, сказала я: — грубыя шутки здѣсь рѣшительно неумѣстны; сердце мое не должно служить для васъ забавою.

— Нѣтъ, это письмо — драгоцѣнность! кричалъ Джемсъ и продолжалъ.

«Такъ выше называющій Адольфъ фонъ Вольфеншеферъ, нѣжно-небесною, неземноживущею любовью восхищаясь во всѣхъ волновующихся вострепетаніяхъ безъотчаянноуповающейся приверженности»…

— Папа, я прошу и желаю, чтобъ со мною не шутили такъ грубо. Намѣренія барона довольно-ясны, и мы не имѣемъ обязанности поправлять слогъ его англійскихъ писемъ.

Я сказала это гордо, Китти, и мистеръ Джемсъ увидѣлъ себя принужденнымъ сохранять по-крайней-мѣрѣ наружное уваженіе къ моимъ чувствамъ.

— Ну, я не думалъ, что ты пріймешь это серьёзно, милая Мери Анна, сказалъ онъ. Еслибъ я думалъ…

— Почему же вы не думали, Джемсъ? Я увѣрена, что древній родъ барона, его санъ, его состояніе, его положеніе достаточно…

— Мы не знаемъ его рода и состоянія, прервалъ папа.

— Но вы могли бъ знать, сказала я. Здѣсь, въ концѣ письма, онъ приглашаетъ насъ провесть нѣсколько недѣль въ его фамильномъ замкѣ, въ Шварцвальдѣ.

— Да, онъ именно предлагаетъ, въ слѣдующихъ выраженіяхъ — дерзко закричалъ оцягь Джемсъ: