Семейство Майя

Они вышли на улицу. Возле дома, неподалеку от Клуба, у самого тротуара, стояла наемная карета с лакеем в белых перчатках. Проходя мимо, Карлос случайно увидел выглянувшее из дверцы прелестное детское личико, которое улыбалось ему, играя ямочками. Это была Роза, Розиклер; продолжая улыбаться, она не сводила с него прекрасных голубых глаз; потом она высунула ручку и помахала ему, прощаясь. В глубине кареты, на фоне черной обивки, Карлос различил профиль «богини» в ореоле вьющихся белокурых волос. Он поспешно снял шляпу, взволнованный до дрожи в коленях. «Она» наклонила голову чуть заметно — и какой-то свет и краска смущения вспыхнули на ее лице. В это мгновенье Карлос ощутил, как от них — матери и девочки — к нему протянулась нежная и теплая волна приязни.

— Черт возьми, это твоя пассия? — спросил Карлоса маркиз, от которого не укрылось замешательство мадам Гомес.

Карлос покраснел.

— Нет, это одна бразильская сеньора, я лечил ее малышку.

— И потому она при виде тебя так просияла! — пробурчал маркиз сквозь шарф, плотно обернутый вокруг его шеи.

Шествуя в молчании по Феррежиал, Карлос размышлял над тем, что внезапно пришло ему в голову, когда он уловил ее нежный взгляд. Пусть бы Дамазо пригласил Кастро Гомеса в Оливаес посмотреть коллекцию Крафта… А он тоже отправился бы туда, выпили бы шампанского, поговорили об антикварных находках. А потом, что было бы совершенно естественно, он пригласил бы Кастро Гомеса как-нибудь позавтракать в «Букетике» — ему, мол, хочется показать гостю своего Рубенса и старинные индийские покрывала. И тогда, еще до скачек, они успели бы сойтись поближе, может быть, даже перейти на «ты».

На Атерро, страшась ветра с реки, маркиз пожелал сесть в экипаж; и, по-прежнему молча, они доехали до «Букетика». Маркиз, вновь обеспокоенный своим самочувствием, ощупывал под шарфом горло. Карлос гадал про себя, что означал ее легкий поклон, ее взгляд и мгновенно порозовевшее лицо. Ведь до этой встречи она, по всей вероятности, даже не знала, кто он такой. Но после своего прощального приветствия Роза, все еще улыбаясь, повернулась к матери и, очевидно, сказала ей, что это доктор, который лечил ее и ее куклу… И тогда легкая краска, оживившая ее лицо, могла быть знаком более счастливым — свидетельством радостного изумления, невинной растерянности оттого, что человек, уже обративший на себя ее внимание, как выяснилось, был в ее спальне, целовал ее девочку и даже присаживался на край ее собственной постели…

Затем Карлос вновь стал обдумывать визит в Оливаес, но теперь ему хотелось устроить все это более грандиозно и торжественно. Почему бы и ей тоже не полюбоваться на сокровища Крафта? Какой это будет чудесный праздник, какая восхитительная идиллия! Крафт угостит их всех изысканным ленчем на старинном веджвудском фарфоре. Карлос сядет за столом подле нее; затем все спустятся в цветущий сад или станут пить чай в японском павильоне, устланном циновками. Но более всего он жаждал осматривать вместе с ней коллекцию Крафта, задерживаясь то перед прекрасным фаянсом, то перед антикварной мебелью и ощущая, как из согласия их вкусов поднимается, подобно аромату, влечение двух сердец… Никогда он не видел ее столь прекрасной, как в этот день, в глубине кареты, где на черном фоне рисовался особенно неземным ее бледный профиль. На коленях, обтянутых шелком черного платья, выделялись ее руки в светлых перчатках; на черной шляпе пушилось белоснежное перо.

Экипаж остановился у дверей «Букетика», и они окунулись в тишину устланной коврами прихожей.

— Откуда она знает Кружеса? — вдруг с подозрением спросил Карлоса маркиз, освобождаясь от кашне.

Карлос взглянул на него, не понимая.

— Она? Эта сеньора? Откуда она знает Кружеса? Ах да, ты прав, карета стояла возле его дома!.. Но может быть, она знакома не с ним, а с теми, кто занимает второй этаж?

— Больше там никто не живет, — ответил маркиз, проходя в коридор. — Во всяком случае, она — грандиозная женщина!

Карлос нашел это определение отвратительным.

Из открытых дверей кабинета Афонсо доносился самодовольный голос Дамазо, громогласно рассуждавшего о гандикапе и dead-beat…[73] Войдя туда, Карлос и маркиз застали Дамазо в разгаре его разглагольствований о предстоящих скачках; в качестве члена Жокей-клуба Дамазо высказывался обо всем авторитетно и безапелляционно. Афонсо, сидевший в своем старом кресле с Преподобным Бонифасио на коленях, слушал Дамазо, вежливо улыбаясь. На софе Крафт перелистывал книгу.

Завидев маркиза, оратор воззвал к нему. Разве он, Дамазо, не прав, говоря сеньору Афонсо да Майа, что предстоящие скачки будут лучшими из всех, что устраивались в Лиссабоне? На Большой Национальный приз в шестьсот мильрейсов претендуют восемь лошадей! А кроме них Клиффорд выставляет еще Mist[74].

— Ах, кстати, маркиз, вам необходимо в пятницу вечером быть в Жокей-клубе, чтобы решить с гандикапом!