Семейство Майя

Карлос мучился желанием отыскать Дамазо и расспросить его, отчего так вышло с их поездкой в Оливаес; а потом бы поскорей вернуться в «Букетик» и укрыть там обуревавшую его тоску, непонятную, ребяческую тоску, странно смешанную с раздражением, которое делало для него отвратительными звучавшие вокруг голоса и музыку и даже тихую прелесть летнего дня… Но, обогнув трибуну, он столкнулся с Крафтом: тот остановил Карлоса и познакомил его с белокурым и стройным молодым человеком, с которым он о чем-то весело переговаривался. Молодой человек оказался знаменитым Клиффордом, прославленным спортсменом из Кордовы. Вокруг них толпились зрители, с обожанием глядя на англичанина, о котором в Лиссабоне ходили легенды, — владельца лучших скаковых лошадей, законодателя моды и друга испанского короля. А Клиффорд, с немного нарочитой непринужденностью и чуть щеголяя простой спортивной курткой из голубой фланели, громко смеялся, вспоминая с Крафтом о годах, проведенных ими вместе в колледже Регби. Клиффорд сразу же любезно напомнил Карлосу, что они знакомы. Разве они не встречались почти год назад, в Мадриде, на званом обеде у Панчо Кальдерона? Так оно и было. Они еще раз обменялись теперь уже дружеским рукопожатием, и Крафт пожелал, чтобы сей цветок дружбы был орошен бутылкой здешнего, отнюдь не отменного, шампанского. Окружавшие их зеваки восхитились еще более.

Буфет был устроен под трибуной; над головами посетителей — голые доски, под ногами — земляной пол; ничем не украшенные стены, ни одного цветка. В глубине — полка, на ней шеренга бутылок и блюда с пирожками. За грубо сколоченной стойкой два официанта, одурелые и неопрятные, поспешно готовили сандвичи мокрыми от пивной пены руками.

Когда Карлос с Крафтом и Клиффордом вошли туда, там, возле одной из двух балок, подпиравших трибуну, оживленной группой стояли с бокалами шампанского маркиз, виконт де Дарк, Тавейра, какой-то бледный чернобородый юноша — он держал под мышкой свернутый красный флажок стартера — и молодой полицейский комиссар в белой шляпе: она все больше съезжала у него на затылок, лицо все больше багровело, а воротник уже весь промок от пота. Это он угощал всех шампанским и, едва завидев Клиффорда, бросился к нему с поднятым бокалом и взревел громким басом, так что задрожали стропила:

— Здоровье нашего друга Клиффорда! Первого спортсмена полуострова и славного парня! Гип, гип, урра!

Бокалы были подняты под крики «ура»; громче и взволнованней всех звучал голос стартера. Клиффорд, сияя, благодарил и не спеша стягивал перчатки; маркиз тем временем, потянув Карлоса за рукав, наскоро представил ему комиссара дона Педро Варгаса, который приходился маркизу кузеном.

— Весьма рад познакомиться…

— Вот кстати! Я неплохо придумал: все сошлись здесь, в буфете! — воскликнул комиссар. Все спортсмены должны знать друг друга… Мы — братство, а все прочие ничего не стоят.

И он, высоко взметнув руку с бокалом, пылко завопил, отчего лицо его побагровело еще сильнее:

— За здоровье Карлоса да Майа, самого элегантного мужчины в нашей стране! За несравненную ловкость, с которой он правит своими лошадьми! Гип, гип, урра!

Гип, гип, гип… Урра!

И вновь голос стартера выкрикивал «ура», взволнованней и звонче всех.

Служитель ипподрома, заглянув в буфет, позвал сеньора комиссара. Варгас, бросив на стойку соверен, вышел и уже в дверях крикнул, сверкая глазами:

— Продолжайте, мальчики! Напейтесь как следует! Эй, там, внизу! Хозяин, сеньор Мануэл, принеси-ка льду… А то у тебя тут господа пьют теплое шампанское… Пришли кого-нибудь или сам поднимись, да поживее, черт побери!

Пока откупоривали шампанское, заказанное Крафтом, Карлос пригласил Клиффорда поужинать вечером в «Букетике». Тот принял приглашение и, отпивая из бокала, сказал, что был бы счастлив ужинать в обществе Карлоса всякий раз, как они с ним встретятся.

— А! И генерал здесь! — воскликнул Крафт.

Все обернулись. И перед ними предстал Секейра, красный как перец, затянутый в кургузый редингот, делавший его еще более приземистым, в белой надвинутой на глаза шляпе и с огромным хлыстом под мышкой.

Он выпил бокал шампанского и выразил удовольствие, что случай свел его с Клиффордом.

Затем генерал обратился к Карлосу:

— Ну что ты скажешь об этом безобразии?

Своим участием в скачках генерал доволен… Но сами скачки! Хуже не бывает — ни настоящих лошадей, ни жокеев, и вся публика — полдюжины зевак; он полагает, что это последние скачки в Лиссабоне, Жокей-клуб дышит на ладан… И к лучшему! Все, для кого скачки не просто развлечение, видят, что они не привились в нашем отечестве. Скачки — это игра. Вот вы поставили на какую-нибудь лошадь? Нет? Я так и думал! В Англии, во Франции, там ставят! Там это такая же игра, как рулетка или монте… И даже банкиры бывают там букмекерами… Там в этом понимают толк!

Маркиз, которому надоело все это слушать, поставил бокал и перебил генерала, заявив, что скачки способствуют отбору лошадей для нужд армии, на что генерал, передернув плечами, возразил с негодованием: