Семейство Майя

— У кого? У короля? — воскликнули в один голос дона Мария и Карлос— Восхитительно!

Тут раздался гонг. И на табло появились номера двух лошадей, которые должны были состязаться за первый приз торгового дома «Провиант». Номера — первый и четвертый. Дона Мария да Кунья пожелала узнать, какие лошади скачут под этими номерами, ей хотелось поставить на одну из них и выиграть для Карлоса пять тостанов. Карлос встал, чтобы пойти за афишкой, но дона Мария удержала его:

— Не трудись, мой милый. Вон идет наш Аленкар и несет афишку… Ты только взгляни на него! Даже здесь, на скачках, он умудряется выглядеть поэтом…

В новом костюме из светлого шевиота, который молодил его, в перчатках gris-perle, с билетом, просунутым в петлицу, Аленкар приближался, размахивая афишкой, и уже издали приветствовал улыбками свою добрую приятельницу дону Марию. Он снял шляпу: его волосы, против обыкновения, были тщательно причесаны и напомажены; подойдя к доне Марии, он изящным жестом поднес к губам ее руку.

Дона Мария принадлежала к числу его очаровательных сверстниц. Когда-то они танцевали с ней бравурную мазурку на балах в Арройосе. Она обращалась к нему на «ты». Он всегда называл ее «мой добрый друг» и «дорогая Мария».

— Дай-ка мне взглянуть, что за лошади под этими номерами… Да садись же, садись с нами.

Аленкар опустился на стул, посмеиваясь над тем, что дона Мария проявляет такой интерес к скачкам. И это она — страстная любительница боя быков! Вот — под первым и четвертым номером — Юпитер и Шотландец…

— Нет, их имена мне не нравятся, я не буду на них ставить. Ну, как тебе все это сборище, Аленкар? Наш Лиссабон выполз из раковины…

Поэт, положив шляпу на стул и проведя рукой по высокому, как и положено барду, лбу, отвечал, что все это не лишено некоторой привлекательности и напоминает былые придворные торжества… Да еще там, внизу, сверкает прекрасный Тежо… Я уж не говорю о важности отбора чистокровных лошадей…

— Не правда ли, Карлос? Ты ведь превосходно в этом разбираешься, ты знаток в любом спорте, ты знаешь, что чистокровные лошади…

— Да, разумеется, это очень важно… — рассеянно отвечал Карлос, встав, чтобы вновь взглянуть на трибуну.

Уже три часа, и «она» сегодня здесь не появится; и графиня Гувариньо — тоже. Им овладело уныние. Отвечая легким поклоном на посланную ему с трибуны улыбку Жоаниньи Вилар, Карлос думал, как бы поскорее вернуться в «Букетик» и спокойно провести остаток дня одетым в robe-de-chambre, за книгой, подальше от всей этой скуки.

Дамы, однако, продолжали заполнять трибуну. Барышня Са Видейра, дочь богатого коммерсанта, прошла под руку с братом, разодетая как кукла; она окидывала всех дерзким и недовольным взглядом и громко говорила по-английски. За ней появилась супруга баварского посланника, баронесса фон Грабен, монументальная и пышная, с отяжелевшим, покрытым красными пятнами лицом римской матроны; синее в белую полоску муаровое платье вот-вот готово было на ней лопнуть; барон едва не вприпрыжку спешил за супругой, держа в руке большую соломенную шляпу.

Дона Мария да Кунья встала и заговорила с посланником и его супругой: некоторое время слышалось что-то вроде индюшечьего бульканья, в котором мало-помалу сделались различимы слова баронессы: «C'etait charmant, c'etait tres beau»[80]. Барон, подпрыгивая и подхихикивая, trouvait ca ravissant[81], Аленкар, не замечаемый этими чужестранцами, принял еще более величавую позу, достойную выдающегося представителя нации: он то и дело подкручивал усы и все выше вскидывал голову.

Когда супруги проследовали на трибуну и дона Мария вернулась на свое место, поэт с возмущением объявил, что ненавидит немцев! С каким высокомерием эта бочка, из которой так и течет сало, смотрела на него! Наглая бегемотиха!

Дона Мария улыбнулась, любовно глядя на своего старого друга. Затем, повернувшись к испанке, сказала:

— Конча, разреши мне представить тебе дона Томаса д'Аленкара, нашего знаменитого лирического поэта…

В эту минуту несколько молодых людей с биноклями на груди — особенно рьяные любители скачек — поспешили поближе к скаковому кругу. Обе лошади шли мерным галопом, повинуясь длинноусым жокеям, которые не жалели хлыстов. Чей-то голос громко предрекал победу Шотландцу. Другие кричали, что первым придет Юпитер. Внезапно все замолкли, и в наступившей томительной и напряженной тишине воздух наполнился волнами исполняемого оркестром вальса из «Мадам Анго». Некоторые зрители продолжали стоять спиной к скаковому кругу, обратив взоры на трибуну, где дамы, опершись о барьер, сидели, словно в ожидании статуи Спасителя на Скорбном пути. Рядом с Карлосом какой-то господин уверял, что «все это сплошное мошенничество».

Карлос встал, говоря, что ему нужно найти Дарка; Аленкар уже оживленно беседовал с испанкой о Севилье, Малаге и Эспронседе.