Меж тем людская масса мало-помалу рассеивалась, подчиняясь гвардейскому офицеру, маленькому, но решительному человеку; продвигаясь на цыпочках, он внушительным тоном взывал к «благородству» и «благоразумию». Жокей в светлом пальто заковылял прочь, поддерживаемый приятелем, прижимая платок к разбитому носу; комиссар спустился на поле в сопровождении благодарной публики; он не скрывал своего торжества и на ходу приводил в порядок сильно пострадавшую шляпу. Оркестр исполнял марш из «Пророка», а несчастный судья Мендонса, привалившись к королевской трибуне, бормотал, не в силах прийти в себя от изумления:
— И это все из-за меня?! Это все из-за меня?!
Маркиз продолжал вопить Карлосу и подошедшим к ним Клиффорду, Крафту и Тавейре:
— Ну что, убедились? Я вам вечно твержу! Эта страна признает лишь деревенские забавы… Скачки и все другие цивилизованные развлечения, завезенные к нам из чужих краев, нуждаются прежде всего в воспитанной публике. А в каждом из нас сидит фадиста! Наше веселье — скверное вино, гитара, пьяная потасовка, а потом клятвы в вечной дружбе! Вот так-то!
Клиффорд, который слушал все это саморазоблачение с невозмутимостью истого джентльмена, тут, подавив улыбку, стал уверять в виде утешения, что подобные беспорядки могут случиться в любой стране… Но было похоже, что в глубине души для него все происшедшее — отвратительно. Вокруг зашептались, что он не выпустит Mist. Пожалуй, он прав. Какого черта! Для такой прекрасной породистой лошади просто унизительно выступать на ипподроме, где нет порядка и где в любую минуту могут засверкать ножи.
— Послушай, тебе не попадался случайно эта скотина Дамазо? — спросил Карлос Тавейру, отозвав его в сторону. — Вот уже битый час я за ним гоняюсь…
— Я его видел на другой стороне, на площадке для экипажей, с Жозефиной да Салазар… Разодет в пух и прах: в белом рединготе и с крепом на шляпе!
Однако Карлосу пройти туда не удалось: скаковой круг был оцеплен. Начались состязания на Большой Национальный приз. Номера лошадей уже были вывешены на табло, гул гонга поплыл в воздухе. Грум вывел под уздцы Шалуна — лошадь Дарка — под жокеем в красно-белой куртке и таком же кепи; некоторые зрители с видом знатоков рассматривали лошадиные бабки, демонстрируя свою осведомленность. Карлос тоже восхищенно оглядел поджарую, нервную, с точеным корпусом гнедую лошадь.
Обернувшись, Карлос вдруг увидел графиню Гувариньо; она, видимо, только что приехала и разговаривала, стоя возле доны Марии да Кунья. На ней был английский костюм из кашемира кремового цвета, очень простой и изящный, с которым смело контрастировали длинные черные перчатки с раструбами; черный тюрбан обвивала белая вуаль, наполовину скрывавшая ее лицо; впрочем, сей головной убор в восточном стиле не шел к ее вздернутому носику и огненным волосам. Однако все мужчины любовались ею, словно прекрасным портретом. При виде Карлоса графиня засияла улыбкой, глаза ее заблестели. Невольно она сделала шаг в его сторону; и на какое-то время они отделились ото всех, разговаривая вполголоса, а дона Мария, улыбаясь, наблюдала за ними, преисполненная снисходительности и готовая осенить их материнским благословением.
— Я уже не надеялась быть здесь, — начала графиня, явно нервничая. — Гастан сегодня был невыносим! Завтра я должна ехать в Порто.
— В Порто?
— Отец хочет, чтобы я приехала, у него день рождения… Бедный, он стареет и прислал мне такое грустное письмо… Он уже два года меня не видел…
— Граф тоже едет?
— Нет.
И графиня, улыбнувшись в ответ на приветствие баварского посланника, который вприпрыжку проследовал мимо, добавила, пронизывая Карлоса взглядом:
— Я хочу тебя просить…
— О чем?
— Чтобы ты тоже поехал.
Именно в эту минуту Телес да Гама подошел к ним с афишкой и карандашом в руке.
— Не желаете ли войти в общую ставку, Майа? Есть пятнадцать билетов по десять тостанов каждый… Там, на трибуне, все держат пари… Беспорядки оказались ко благу, они раззадорили публику, пробудили в ней азарт… А вы желаете, сеньора графиня?
Да, графиня тоже войдет в ставку. Телес да Гама вписал ее и удалился с озабоченным видом. Затем их уединение нарушил Стейнброкен; все такой же цветущий, в белой шляпе и с галстуком, заколотым рубиновой булавкой, он выглядел еще более чем всегда расфранченным, светловолосым и энглизированным в сей знаменательный день официального спортивного торжества.
— Ah, comme vous etes belle, comtesse!.. Voila une toilette merveilleuse, n'est ce pas, Maia?.. Est ce que nous n'allons pas parier quelque chose?[82]
Графиня, раздосадованная невозможностью продолжить разговор с Карлосом, принужденно улыбаясь, пожаловалась, что уже поставила целое состояние… Однако она все же поставит еще пять тостанов из дружбы к Финляндии. Какую лошадь он предпочитает?
— Ah, je ne sais pas, je ne connais pas les chevaux… D'abord, quand on parie…[83]